Николай Хмурый. Западная война. Михаил Ланцов

просто расходный материал. Труха. Солома. Сжигая её, он греет свои амбиции. Даже если сознательно он хочет чего-то иного – подсознание не обманешь. А потом отшумят бури революции. Уляжется муть. И глядь – вчерашний борец за права человека и светлое будущее ведёт себя намного хуже старой аристократии. Барин барином. Причём в самом карикатурном виде[33]. И он, кто клеймил монархию за эксплуатацию податного населения, уже без всякой жалости и сострадания выжимает из своих сограждан последние соки. На правое дело же! Чего это они недовольны? Он ведь ради них старается. Ну сдохнет их там сколько-то – и что? Светлое будущее совсем близко… вон же, за горизонтом. Сейчас дойдём до него, и они заживут! И хорошо заживут. На новых виллах, в новых особняках, купаясь в роскоши и разврате… как он сам вот уже сейчас…

      – Но ведь во Франции революция принесла много хорошего.

      – Революция ли? Да и в конечном счёте – к чему всё скатилось? В середине XVIII века – Франция – самая сильная держава Европы. Никто не мог один на один с ней сражаться ни на суше, ни на море. Могучая промышленность. Самая сильная в мире армия. А флот? Великолепный французский флот превосходил английский без преувеличений. Англия – владычица морей? Нет. Великобритания ею в те дни была разве что на словах. Она ею стала… позже… после падения второй Империи во Франции. Мда. Середина XVIII века… В эти дни блистательная французская культура и наука покорили всю Европу, и лишь необразованный босяк не говорил по-французски[34]. Но прошло сто лет. И что мы видим? Францию, впавшую в совершенное ничтожество. Крестьяне, которых обдирали чиновники короля, продолжали нищенствовать, так как их теперь обдирали чиновники «народного» и «законно избранного» правительства. Что поменялось? Что стало фундаментально лучше? Нет, малыш… революционеры не делают нашу жизнь лучше. Они несут только боль и разрушение. Не потому, что их идеи дрянь. Нет. А потому, что они прикрывают ими свои реальные желания. Они просто рвутся к власти, стремясь заплатить за свой успех любую цену, но только из чужого кармана.

      – Получается, что ты и есть настоящий революционер, – после долгой паузы в задумчивости произнесла Клеопатра, усмехнувшись.

      – Нет. Ты упустила главное. Патриотизм. Это, как известно, любовь к Родине. Но он бывает демонстративный, то есть дежурный, показной, а бывает настоящий. Настоящий – это когда ты действительно любишь Родину и хочешь ей всего самого-самого. Чтобы у неё были лучшие дороги, трактора и города. Чтобы её жители жили лучше всех, получая лучшее образование, медицину и так далее. Чтобы её наука была впереди планеты всей. И всё это не в декларативной форме: дескать, раз наше, родное, значит – лучшее. Нет. Это как раз дежурный патриотизм. Фикция. Если ты настоящий патриот, то ты желаешь, чтобы это было по факту. И работаешь над этим в меру своих сил и возможностей. А революционеры… они просто спекулируют этими вещами, используя лозунги дежурного патриотизма для оправдания своих поступков,

33

Фильм Никиты Сергеевича Михалкова «Утомлённые солнцем» получил «Оскар», насколько можно судить, не за упоминание репрессий, а за ярко показанное превращение героя Гражданской войны под лозунгом равенства в барина, наслаждающегося вновь обретёнными возможностями, явно недоступными громадному большинству.

34

В образованных сословиях России французский язык к тому времени заметно потеснил немецкий, почти обязательный (в основном в нижненемецких – бытующих в низовьях Рейна, побережье Балтики, Нидерландах – диалектах) со времён Петра I. К моменту первой из французских революций немецкий язык был всё ещё необходим во многих отраслях техники, военном и морском деле, но французский стал разговорным для большинства русских дворян.