Подметный манифест. Далия Трускиновская

– встал в пень, тяжело дыша.

      Варенька!..

      Что ж это такое творится, Господи помилуй?..

      Когда Федька на извозчике примчался за Архаровым, тот был уже сильно недоволен – ждал, не снимая тулупа, и прождал немало. И с Марфой даже успел поругаться, припоминая ее былые грехи и грозясь покарать за скупку краденого. Марфа решительно отбрехивалась.

      Архаров поехал на Лубянку, по дороге досталось всем – и Федьке, и извозчику, и подвернувшемуся у дверей Яшке-Скесу. Яшка успел увернуться и дал деру.

      Архаров вошел в кабинет, сбросил на пол Тимофеев тулуп, велел звать архаровцев. Первым вошел Клаварош. Он сегодня весь день проболтался на Лубянке: хозяйка французской модной лавки принесла «явочную» – соседские дворовые ее обокрали. Изложить подробностей по-русски она не умела, допрос доверили Клаварошу, и это дельце затянулось. Но в ходе допроса многое показалось Клаварошу странным, он послал Харитошку-Ямана с Максимкой-поповичем поспрашивать соседей. И к возвращению Архарова француз отпустил свою соотечественницу, ругая ее на родном наречии в хвост и в гриву за вранье и поклеп.

      – Вот что, братцы, сей ночью у нас – засада, – сказал Архаров, когда все собрались в кабинете. – Демка, Степа, Ушаков, Федька… Федьки не вижу.

      И точно – в кабинете его не было.

      – Ну, отведает он сегодня батогов, – решил Архаров. – Попарно отправляйтесь к Марфе, забирайтесь к ней во все каморы и сараи. Степан, Захарка – во дворе напротив засесть с ружьями. Клашка, ко мне на Пречистенку – чтоб Сенька мой двое саней снарядил, и ты же с теми санями будешь наготове в Ершовском переулке, знаешь, где угол срезан…

      Он помолчал, соображая – а не отправиться ли с архаровцами самому. Вроде не полагалось – тех двух-трех налетчиков, что привезут к Марфе награбленное, могли взять и без него, однако…

      – Взять голубчиков живьем, – добавил он. – Как пойдут от Марфы прочь. Тимофей, ты за старшего. У тебя все есть – и ружья, и сани, чтоб при нужде догнать. Упустите – с тебя спрос. Пошли вон все…

      Архаровцы вымелись из кабинета.

      За окном была тревожная зима. Слыханое ли дело – и в медленном густом снегопаде была какая-то опасная неторопливость. Он застилал заоконный мир, не давая разглядеть даже купола церквей, не то что лица прохожих. Архаров подошел к печке погреть руки. Он устал от кабинета, устал от долгих и умных разговоров с Волконским, устал от напряжения, которое волей-неволей срывал на своих. Волконскому хорошо – старец, одна голова у него и осталась, а архаровское тело измаялось, взывало – пошевелиться-то дайте! А попробуй пошевелись – в другой раз не промахнутся…

      Архаров медленно сжал кулаки. Вспомнил конфузию – как шлепнулся, как его из рыхлого снега поднимали. А все треклятые валенки! Слишком рано стал себя беречь, холить и лелеять ноги, не допуская к ним холода. Нет, подумал он, не дело – еще и тридцати двух нет… в армию, что ли, попроситься? Там-то с тельца жирок сгонят!

      Вспомнил сухощавого верткого Александра Васильевича. В армию!.. Да кто отпустит?..

      И тут же по необъяснимому зигзагу