Спеши любить. Николас Спаркс

с ног. Сначала провел уйму времени, помогая украшать спортзал, а потом пришлось заехать за Джейми на полчаса раньше, потому что Хегберт хотел со мной поговорить. Я понятия не имел о чем. Джейми предупредила меня накануне, и, надо сказать, эта новость не была радостной. Я решил, что священник собирается говорить об искушениях и пагубной дорожке, на которую мы непременно свернем, если поддадимся им. Если он упомянет прелюбодеяние, наверное, умру. Весь день я втайне молился о том, чтобы этот разговор не состоялся, хотя отнюдь не был уверен, что Бог прислушается к моим молитвам, ведь назвать мое поведение примерным было нельзя. Поэтому я изрядно нервничал.

      Я принял душ, надел лучший костюм, купил для Джейми букетик и поехал к Хегберту. (Мама позволила мне взять машину.) Было еще светло. Я прошел по разбитой дорожке, постучал, подождал немного, снова постучал. Из-за двери донесся голос Хегберта: «Сейчас, сейчас!» – но непохоже было, чтобы он действительно торопился. Я простоял на крыльце, наверное, минуты две, рассматривая дверь и облупленные подоконники. Неподалеку стояли кресла, на которых сидели мы с Джейми. Одно по-прежнему было отодвинуто. Судя по всему, с тех пор никто на них не садился.

      Наконец дверь со скрипом открылась. Лампа в глубине дома освещала волосы Хегберта, оставляя лицо в тени. Старик – семьдесят два года, по моим подсчетам. Я впервые видел его вблизи и мог рассмотреть все морщины. Кожа у него была действительно прозрачной – даже более, чем я себе воображал.

      – Здравствуйте, преподобный Салливан, – сказал я, подавив волнение. – Я за Джейми.

      – Конечно, – ответил он. – Но сначала я хотел бы с тобой поговорить.

      – Разумеется, сэр, поэтому и приехал пораньше.

      – Заходи.

      В церкви Хегберт неизменно смотрелся щеголем, но сейчас, в широких штанах и футболке, он скорее походил на фермера.

      Хегберт жестом указал на вынесенный из кухни деревянный стул.

      – Прошу прощения, что заставил тебя ждать. Я писал завтрашнюю проповедь, – объяснил он.

      Я сел.

      – Да ничего страшного, сэр.

      Бог весть отчего я называл его «сэр». По-другому просто не получалось.

      – Тогда расскажи о себе.

      Этот вопрос показался мне довольно нелепым, ведь Хегберт прекрасно знал всю мою семью. Он крестил меня и в течение семнадцати лет каждое воскресенье видел в церкви.

      – Ну, сэр… – начал я, толком не зная, что сказать. – Я школьный президент. Джейми вам не говорила?

      Хегберт кивнул:

      – Говорила. Дальше.

      – И… я собираюсь осенью поступить в Университет Северной Каролины.

      Он снова кивнул.

      – Что-нибудь еще?

      Вынужден признать, на этом список был исчерпан. В глубине души мне хотелось взять со стола карандаш и в течение тридцати секунд балансировать им на кончике пальца, но Хегберт вряд ли бы это оценил.

      – Наверное, нет, сэр.

      – Ты не против, если я задам тебе вопрос?

      – Нет, сэр.

      Он