Остап Бендер в Крыму. Анатолий Вилинович

окончательно, Исидор? – подивился Бендер. – Говори в чем дело, выпивоха? – шагнул Остап к выходу.

      Кутейников предупредительно распахнул дверь, пропустил своего капитана вперед, и пошел за ним, дрожа от обиды и с горечью говоря:

      – Если бы вы были, Остап Ибрагимович, то этого бы ни за что не случилось… Великий предприниматель, чувствуя боль в суставах, обернулся и раздражен но спросил:

      – Вы, старовозрастной юноша, можете, наконец, сказать, чего не случилось бы?

      – Да моего увольнения из «Двух якорей», – рыдающим голосом прокричал Кутейников.

      – Как – увольнения? Без меня? – возмутился капитан клуба. – Так быстро? Скоро выпишусь, боцман, восстановлю, не тушуйся, Корнеич. Я этому Пристройкину…

      Капитан «Двух якорей» и его боцман-тренер вышли на свежий воздух. Здесь Остапа встретили его друзья-компаньоны и Савва Мурмураки. Они по два раза на день приходили к Бендеру. Приносили фрукты и все другое, вкусное и лучшее. Участливо справлялись о здоровье своего начальника и рассказывали новости.

      Бывший заврыбой услышал жалостливое сетование Кутейникова на его увольнение и тоже загробно промолвил:

      – И меня вычистили из клуба, капитан.

      – Да как они посмели? – возмутился организатор «Двух якорей».

      – Сейчас там новый начальник, командор, – сообщил Балаганов.

      – Новая метла по-новому метет, – вставил Козлевич, – покручивая кончики кондукторских усов.

      Всей компанией они сидели в больничном дворике и разговаривали. А когда Кутейников и Мурмураки ушли, Остап спросил своих единомышленников:

      – Так что там за деньги в мешках?

      Об этом при посторонних поговорить в палате было нельзя. И бывший уполномоченный по копытам, а сейчас стивидор «Алых парусов» сообщил:

      – Все мешки с печатями отделений банков, командор: «Азово-Черноморско-го», «Русско-Азиатского», «Юнкер и Ко» и отделения какой-то конторы в Париже…

      – И во всех мешках негодные уже деньги, – покачал головой Адам Казимиро-вич. – Царские кредитки, деникинские «колокола»…

      – Что еще за колокола? – удивился Остап.

      – Тысячерублевые купюры с изображением Царь-колокола, – пояснил Козлевич, как знающий лучше прошлые времена. – В других мешках, капитан, лежат пачки врангелевских коричневых пятисотрублевок. Есть там и «грузбоны» – это денежные знаки Грузии. Есть мешок и «керенок» Временного правительства и «карбованцев» Центральной рады, Остап Ибрагимович, – усмехнулся Козлевич.

      – Одним словом, командор, все уже негодное, – вздохнул Балаганов. – Хотя бы один мешочек иностранной валюты…

      Бендер молчал, глядя в сторону. Потом засмеялся и промолвил:

      – За мешки отживших денег – кессонную болезнь… Вот так, камрады…

      – Если по справедливости, то так, командор, – согласился Балаганов, тряхнув своими рыжими кудрями.

      – Ничего, детушки-голуби, – резко встал со скамьи Бендер и скривился от боли в ногах. – У нас есть