Жнецы Страданий. Алёна Харитонова

Стальные пальцы сомкнулись на плече, и крефф потащил подопечную прочь из чащи к безопасной поляне.

      Костер вспыхнул, словно в него плеснули масла. Мужчина наклонился к бессильно упавшей на войлок спутнице, вздернул ее за подбородок и вгляделся в лицо.

      – Сказал же – не стирать кровь.

      – Я…

      – Сказал?

      – Да… – прошептала без вины виноватая. – Но я не стирала…

      Она осеклась, вспомнив, как плакала, укрывшись плащом, и как смахивала слезы руками.

      Больше ничего вспомнить не успела, потому что две тяжелые оплеухи оглушили до звона в ушах.

      Никогда прежде Лесану не били. Никогда. Если и перепадало, так в далеком детстве, да и то для острастки. Поэтому до сего дня она не испытывала настоящей боли. Той, от которой немеет тело.

      Дыхание перехватило.

      – У волколаков сейчас гон. Он бы тебя и жрать не стал. Ссильничал бы, а мной закусить попытался, – откуда-то издалека донесся спокойный голос обережника. – Ты едва не накликала беду на нас обоих. Это непозволительно. Ехать еще долго, если такое повторится, отвезу обратно в деревню и будем считать, что твои соотчичи отказали креффу.

      У несчастной похолодело в груди.

      – Нет! Нет! Я больше никогда…

      – Молчать.

      Холодные серые глаза смотрели по-прежнему без гнева. Но отчего-то девушка почувствовала себя ничтожной и жалкой.

      – Прости, господин, прости меня! – взмолилась она.

      Увы, мольба осталась без ответа. Мужчина молча размотал тряпицу на ладони, сковырнул острием ножа корку запекшейся крови и снова, роняя вещую руду, замкнул круг, который разорвала его спутница. Это все из-за нее… Дура!

      Однако Лесана заметила, что он даже не поморщился, когда вновь терзал свою рану, словно совсем не испытывал боли.

      Тем временем обережник приблизился к наказанной и опять начертал на ее лице резы. С трудом дочка гончара сглотнула рвущиеся из груди рыдания.

      – Позволь, перевяжу… – дрожащим голосом попросила она.

      Крефф протянул ладонь. Девушка осторожно смыла с нее кровь, поливая из фляги, про себя обратив внимание на то, какая у него жесткая и исчерченная шрамами рука. Перевязав рану, Лесана вернулась на свое неудобное ложе. Лицо дергало, как больной зуб. Наверное, останутся синяки. Снова захотелось расплакаться.

      Слезы задрожали на глазах, и тут она вспомнила, что на щеках по-прежнему медленно подсыхают кровяные полосы. Пришлось запрокинуть голову и долго усердно моргать, прогоняя желание разрыдаться от боли, запоздалого испуга, обиды на саму себя и на жизнь, которая так предательски разлучила ее со всем дорогим и привычным.

      Она заснула только под утро.

      В последующие два дня не произошло ничего необычного, вот только вместо домашних лепешек и вяленого мяса питались теперь путники дичиной, которую добывал обережник. Увы, зайцы, растрясшие за зиму жирок, были костлявыми, а мясо их сухим и жилистым. Но привередничать