Момент. Дуглас Кеннеди

с такой тюрьмой? – спросил я.

       – Почему вы так решили? – спросила дама, глубоко затянувшись сигаретой.

       – Просто предположил.

      Она затушила сигарету и тут же потянулась за следующей:

       – Я знаю, через две минуты они включат табло «Не курить», но, пролетая над этим местом, я просто не могу не закурить. Это как павловский условный рефлекс.

       – И когда же вы вырвались на свободу?

       – Тринадцатого августа 1961 года. За несколько часов до того, как они закрыли все границы и начали строить этот «Антифашистский оборонительный вал», который вы видите внизу.

       – Как вы узнали, что надо уезжать?

       – Вы задаете много вопросов. И у вас неплохой немецкий. Вы журналист?

       – Нет, просто человек, который задает много вопросов.

      Она сделала паузу, бросив на меня вопросительный взгляд и явно раздумывая, можно ли мне доверить свою историю; и в то же время она горела желанием поделиться ею.

       – Хотите настоящую сигарету? – спросила моя соседка, заметив, что я скатываю самокрутку на крышке чемоданчика с пишущей машинкой «Оливетти».

       – Не откажусь.

       – Забавная машинка, – сказала она.

       – Подарок в дорогу.

       – От кого?

       – От моего отца.

      Вечером накануне моего отъезда я договорился встретиться с отцом в его любимой «японской точке» – такой называл японский ресторан на Лексингтон-авеню, куда любил захаживать в сороковые. За ужином он опрокинул три «Сакетини» (мартини с саке), а потом попросил официанта принести ему кое-что, оставленное в гардеробе. Так я получил в подарок авторучку и новенькую красную пишущую машинку «Оливетти» – чудо современного итальянского дизайна. Я опешил от такой щедрости и был впечатлен его хорошим вкусом. Но когда я сказал ему об этом, он лишь рассмеялся:

       – Дорис – баба, с которой я сейчас живу, – это она выбирала. Сказала, что такому известному писателю, как ты, необходима крутая пишущая машинка. Знаешь, что я ей ответил? «Когда-нибудь и я прочту книгу своего сына».

      Он вдруг поморщился, спохватившись, что разоткровенничался и сболтнул лишнее.

       – Должно быть, он славный человек, – сказала моя соседка, разглядывая стильный пластиковый футляр красного цвета, в котором хранилась машинка.

      Я ничего не ответил. Только улыбнулся. Она это заметила:

       – Не угадала?

       – Он сложный человек.

       – И наверное, очень вас любит… только не знает, как это выразить. Отсюда и такой красивый подарок. Если вы не журналист, тогда точно писатель.

       – Так кто вам подсказал, что пора бежать из ГДР? – спросил я, быстро сменив тему.

       – Никто. Я подслушала разговор. – Она опустила голову и понизила голос: – Мой отец… он был видным партийцем в Лейпциге. И входил в группу особо доверенных лиц, которые получали информацию из Берлина, с самого верха. Мне было тридцать в то время. Замужем, детей не было, мечтала бросить мужа –