Две неравные половины одной жизни. Книга 2. После. Михаил Спартакович Беглов

к ней эстонцев были не самыми дружелюбными, в чем Андрей с Аленой могли сами убедиться во время свадебного путешествия, а теперь Россию уже в открытую местные националисты называли чуть ли не главным врагом Эстонии. Идиоты!

      Так что в этом нежелании продать щенка за кордон явно было больше политики, чем заботы о сохранении генофонда. Но лесник оказался мужиком упертым, не столь антисоветски настроенным. Вопреки мнению ассоциации, договорился с проводницей поезда Таллин-Москва и отправил с ней щенка Андрею. «Вот вам ваша контрабанда!», – улыбнулась проводница, вынося на перрон картонный ящик с собакой. Встречать его они поехали на вокзал все вместе. Не влюбиться в это черно-белое пятнистое чудо было невозможно. Так что он сразу стал не просто всеобщим любимцем, а полноправным членом семьи. Он тоже обожал всех, но объектом своей бесконечной огромной нечеловеческой любви выбрал Алену. Он мог часами, не шевелясь, лежать рядом, положив голову ей на колени, и смотреть, не отрываясь на нее, полными любви глазами. Люди не умеют любить так, как умеют любить собаки!

      Собаки – удивительные существа. Они способны менять людей и даже отношения в семье. Даже имея двух детей, Алена и Андрей никогда не обращались друг к другу как «мама» или «папа». Но стоило в доме появиться Цезарю, как у него тут же появились и отец, и мать, а слова типа «Иди к маме!» или «Гулять пойдешь с папой!» тут же вошли в семейный лексикон.

      Андрею пришлось немало попотеть, пытаясь объяснить детям, что же все-таки происходит на улице. В данной ситуации и при его отношении к основным действующим лицам формула «хорошие дяди-плохие дяди» не работала. И объяснение получилось достаточно странным типа «очень плохие дяди хотят отнять власть у другого, тоже не очень хорошего дяди, а еще есть третий дядя, тоже не самый лучший, который хочет сначала этого не допустить, чтобы потом тоже отнять власть у того не очень хорошего дяди, у которого хотят отнять власть совсем плохие дяди». Детей это объяснение не очень устроило, тем более, что в школе им уже успели вложить в головушки если не преклонение, то ка минимум уважение к Горбачеву как к некоему «спасителю нации».

      Вечером Андрею удалось, наконец, посмотреть по телевизору пресс-конференцию членов ГКЧП, о которой ему рассказал парень на мосту. Зрелище действительно было жалкое. Трясущиеся руки Янаева невозможно было не заметить, равно как и бледные, опухшие, будто с перепоя, лица остальных. Они были похожи на перепуганных марионеток, которые поняли, что их подставили, но никак не на победителей. «Вот уж действительно какие-то ушлепки», – вспомнил он слова парня с моста.

      – Как ты думаешь, что будет дальше? – уложив детей, они тоже улеглись, а Алена, как обычно, заняла свое излюбленное место на плече у Андрея.

      – Сложно сказать, – задумчиво ответил он. – Ясно, что они не ожидали такого массового протеста, что так много людей выйдет на улицу. У них мышление застыло, видимо, на уровне времен Бориса Годунова. Помнишь гениальную пушкинскую