Тайный советник. Исторические миниатюры. Валентин Пикуль

что нас измучило! —

      Чтоб от тухлой рыбы

      Животы не пучило…

      Из самообразовательного кружок постепенно превращался в революционный, и Владимир Луцкий этот момент уловил.

      – Господа, – спросил он, – не пора ли всем нам принять участие в тайном обществе для свержения самодержавия?

      Наверное, не пристало ему, отроку, ставить такой вопрос перед кадетами, еще мальчишками! Но бурное время торопило молодежь, а все тайное заманивало романтикой будущей революции. Тон речей задавали самые начитанные гардемарины – Володя Миклухо-Маклай, брат известного путешественника, и Коля Суханов, сын рижского доктора.

      Подростки мечтали об университетском образовании, желая посвятить свои жизни служению народу.

      Николай Салтыков первым вышел из корпуса и, как тогда говорилось, “ушел в народ”, обещал кружку помочь нелегальной литературой. Салтыков слово сдержал, но действовал он слишком необдуманно. К дому родителей кадета Пети Серебрянникова подъехал зимою на двух санях, доверху загруженных ящиками.

      – Ребята! А это вам, – крикнул он товарищам…

      Полиция уже науськала дворников, чтобы они приглядывали за жильцами. Но тут в полном бессилии перед ворохом многопудовых ящиков Петя Серебрянников развел руками:

      – Самим не стащить! Позовем дворника…

      Потом эту литературу гардемарины развозили по адресам революционных кружков, которые и сами посещали. Много позже, став зрелыми людьми, они осуждали то непростительное легкомыслие, с каким народовольцы допускали их до собраний, где все было на виду, каждый говорил, что хотел, а среди присутствующих сидели и явно посторонние люди с улицы. Где гарантии, что они не были агентами всемогущего “Третьего отделения”?

      А между собою гардемарины уже спорили:

      – Какой быть революции – мирной или буйной?

      – Никогда не бывать ей мирной, – горячился Суханов. – Бомба – вот наше право! Бомба – вот наше убеждение…

      Многие уже подражали Рахметову: приучали себя к голоду, а спали на жестком ложе. Вскоре гардемарины завели связи с кружками других училищ – пехотных и артиллерийских. Революция грезилась юношам в ореоле баррикадных боев, а победа народа должна была завершиться апофеозом свободы и всеобщего благополучия. Но тут в кружок проник некий Хлопов и настолько втерся в доверие, что среди молодежи не раз возникали споры:

      – Не допустить ли его до наших секретов?

      Он же, как потом выяснилось, сообщал все, что мог, своему родственнику Левашову, который являлся помощником шефа жандармов графа Шувалова.

      Настал 1872 год… В один из вьюжных февральских вечеров, когда Эспер Серебряков уже лежал в постели, его навестил Петя Серебрянников:

      – Вставай! Луцкого жандармы арестовали. И еще кого-то…

      – За что? – Этот вопрос взбудоражил всех.

      – А правда ли, что Луцкий на дуэли дрался? – гадали.

      – Господа, он оскорбил офицера на Невском…

      Но лучше всех