След пираньи. Александр Бушков

что нет доказательств совершенного им убийства… Пойдем далее. Шишигин Павел Матвеевич, рулевой-моторист суденышка под наименованием «Таймень», вас со всей уверенностью не опознал. Хозяйка описанного вами дома помнит лишь «мужчину с милицейскими корочками» и «какую-то женщину». Других свидетелей, по-моему, в вашем списке нет?

      – Интересно, а убийства двух прапорщиков тоже не было?

      – Имело место, имело, – легко согласился адмирал. – Я и не говорю, будто в названных вами населенных пунктах вообще ничего не происходило. Были убиты паромщик с женой. Были убиты два прапорщика из охраны колонии. Были убиты в Пижмане инспектор уголовного розыска Сомов, капитан роты ГАИ Зыкин, заместитель начальника горотдела майор Завражнов, а также четверо граждан, если можно так выразиться, с обратным знаком – имевших прямое отношение к организованной преступности, а с ними местная проститутка, список прилагается… – он щелкнул пальцем по одной из лежавших перед ним бумажек. – Только опять-таки нет никаких доказательств вашей причастности к череде сих гробовых забав. Это может выгодно свидетельствовать о вашем профессионализме, а может и служить доказательством вашего вранья… Честно признаться, я склоняюсь ко второму варианту. Вы, легко понять, предпочитаете первый. Что ж, каждому свое…

      – А как насчет сомнения, толкующегося в пользу обвиняемого? – рискнул Мазур сделать намек на атакующее движение, легонький выпад.

      – Мы не в трибунале, – отрезал Лаврик. – Процедура внутреннего расследования вам известна. – Он наклонился вперед: – А еще тебе, несомненно, известно, что своими ножками ты до трибунала можешь и не дойти – непропеченная буханка хлеба на голову упадет из окна столовой или поганка в гарнире к котлетам замешается… Известно это тебе?!

      Он не притворялся – глаза за чистейшими стеклами чеховского пенсне горели лютой злобой, до поры скрывавшейся. Мазура поневоле передернуло. Даже делая все возможные поправки на должность Лаврика, его личность и характер, никак нельзя было ждать столь хамского обращения.

      И только теперь Мазур сообразил, что за неприметная деталь его подсознательно беспокоила – перед Крайко, под листом машинописи, лежал пистолет. Когда Лаврик клал на стол фотографии, одна задела уголком лист, тот чуть сдвинулся, и очертания пистолета четко обозначились… Это уже не просто хреново – архихреново, как выразился бы Владимир Ильич.

      – Я бы попросил… – сказал Мазур разведки ради.

      – Пистолета с одним патроном ты у меня, проблядь, все равно не допросишься, – отрезал Лаврик. – Не старые времена.

      Наступил тот кристально просветленный миг, когда человек прекрасно понимает, что хуже ему все равно не будет, а потому лучше умереть стоя, чем жить на коленях…

      – Извольте объясниться, – сказал Мазур звенящим от ярости голосом. – Пока пенсне целое.

      Как ни странно, Лаврик остался спокоен. С улыбочкой открыл портсигар, постучал по крышке сигареткой, выдерживая классическую эффектную паузу:

      – Будем