Мифология «голодомора». Елена Прудникова

а то и чем-то вроде мусорного пространства, на котором пышно произрастал бурьян, стояли кое-какие хозяйственные постройки и возвышалось иногда несколько деревьев… Перед жалкими домишками мелкопоместных дворян (небольшие пространства луговой и пахотной земли находились обыкновенно позади их жилищ) тянулась длинная грязная улица с топкими, вонючими лужами, по которой всегда бегало бесконечное множество собак, разгуливали свиньи, проходил с поля домашний скот…

      Как и все тогдашние помещики, мелкопоместные дворяне ничего не делали, не занимались никакою работою. Этому мешала барская спесь, которая была еще более характерною чертою их, как и более зажиточных дворян. Они стыдились выполнять даже самые легкие работы в своих комнатах. Книг в их домах, кроме сонника и иногда календаря, не существовало, чтением никто не занимался, и свое безделье они разнообразили сплетнями, игрою в “дурачка” и “мельника” и поедом ели друг друга… Эти грубые, а часто и совершенно безграмотные люди постоянно повторяли фразы вроде следующих: “Я – столбовой дворянин!”, “Это не позволяет мне мое дворянское достоинство!..” Однако это дворянское достоинство не мешало им браниться самым площадным образом…

      Мысль, что работа – позор для дворянина, удел только рабов, составляла единственный принцип, который непоколебимо проходил через всю жизнь мелкопоместных и передавался из поколения в поколение. Прямым последствием этого принципа было их убеждение, что крепостные слишком мало работают: они всем жаловались на это, находили, что сделать их более трудолюбивыми может только плеть и розга. Мелкопоместные завидовали своим более счастливым собратьям, и не только потому, что те независимы и материально обеспечены, но и потому, что последние всласть могли драть своих крепостных. “Какой вы счастливый, Михаил Петрович, – говорил однажды мелкопоместный богатому помещику, который рассказал о том, как он только что велел выпороть поголовно всех крестьян одной своей деревеньки, – выпорете этих идолов, – хоть душу отведете. А ведь у меня уже один “в бегах”, осталось всего четверо, и пороть-то боюсь, чтобы все не разбежались…»[98]

      Впрочем, портретов богатых помещиков в мемуарах тоже хватает. Богатые от бедных отличались лишь тем, что крепостных у них было больше, дома крупнее, одежда роскошней – а так все то же самое…

      Пушкин над сельской помещичьей жизнью славно посмеялся.

      «Он в том покое поселился,

      Где деревенский старожил

      Лет сорок с ключницей бранился,

      В окно смотрел и мух давил…

      Онегин шкафы отворил,

      В одном нашел тетрадь расхода,

      В другом наливок целый строй,

      Кувшины с яблочной водой

      И календарь осьмого года:

      Старик, имея много дел,

      В иные книги не глядел».

      Ну, и как, по-вашему, относился крестьянин к такому господину? Да-да, конечно, называл

98

Водовозова Е. На заре жизни. М., 1987. С. 178–182.