Мифология «голодомора». Елена Прудникова

закреплялось право собственности на поместья, которые раньше давались либо на срок службы, либо в качестве пенсии. Они стали передаваться по наследству, пока в начале ХУНТ века не перешли в собственность помещиков.

      Со времен царя Алексея Михайловича один за другим стали появляться и указы, позволяющие помещику распоряжаться крестьянами отдельно от земли. В 1647 году они получили право продавать крепостных в рекруты, в 1760 году – ссылать своей волей в Сибирь, в 1765 году – на каторжные работы. В 1767 году вышел указ, запрещающий крестьянам подавать жалобы на своих помещиков лично императору. Всем можно, а крестьянам нельзя – начиная с этого момента они стали в России людьми более низкого сорта, чем прочие подданные.

      К XVIII веку крестьяне сделались личной собственностью помещиков. Господин мог продать крепостного раба, обменять, проиграть в карты, подвергнуть любому наказанию, женить или разлучить с семьей: мужей продавали отдельно от жен, детей – отдельно от родителей.

      В итоге получилось, что земля принадлежит помещикам сама по себе, а крестьяне – сами по себе. Это не крепостное право, а классическое рабство!

      Здесь нам как раз пример приводит русская литература:

      «Или вон тот еще? Который для затей

      На крепостной балет согнал на многих фурах

      От матерей, отцов отторженных детей?!

      Сам погружен умом в зефирах и в амурах,

      Заставил всю Москву дивиться их красе!

      Но должников не согласил к отсрочке:

      Амуры и зефиры все

      Распроданы поодиночке!!!»

      Чем это, интересно, отличается от невольничьего рынка из «Хижины дяди Тома»?

      Финальным аккордом стал подписанный в 1762 году Петром III манифест о вольностях дворянских, которым дворяне освобождались от обязательной «государевой службы». Таким образом, традиционная система повинностей, лежавшая в основе русского общества, была полностью разрушена. Дворянское сословие выпало из пирамиды, получив полную власть над землепашцами (разве что открыто убивать не дозволялось) без какого бы то ни было морального обоснования этой власти.

      Вероятно, по сравнению с первобытнообщинным строем рабовладельческий является прогрессивным. Но Россия, имевшая за плечами многовековую традицию народной демократии, оказалась отброшенной даже не назад, а в иную цивилизацию, тоскливо непонятную для русского человека. Когда собственная власть обращает миллионы людей, пусть и податного сословия, в холопы, то есть имущество – как должны были воспринять это крестьяне, хоть и не книжные, но не обделенные исторической памятью?

      В древности холопами становились четырьмя путями: плен, преступление, долг или добрая воля. О доброй воле здесь речи не было, о массовом преступлении или массовом долге – тоже. Так что же остается? Остается плен. Вот и вопрос: кто пришел к власти в России, если взял в плен миллионы сограждан, обратил их в свое имущество, а сам освободился от каких бы то ни было обязательств,