Одно чудо на всю жизнь. Екатерина Мурашова

которых царапают щеки, огромные сумки, которые норовят поставить тебе на голову… Неужели придется ехать?!

      И еще проблема – менты. Ментов Генка ненавидел тоже. Еще он ненавидел алкашей, стариков и старух, бомжей, бандитов, теток, от которых воняет духами, ухоженных, чистеньких детишек с портфельчиками и без – в общем, устав от перечисления, можно сказать, что Генка ненавидел почти весь мир. В этом жутковатом калейдоскопе Генкиной ненависти было два исключения: Валька и Ёська. Теперь вот еще Вилли появился. Генка изо всех сил старался, чтобы об исключениях знало как можно меньше народу. Любая привязанность – это слабость, ниточка, за которую можно потянуть. Генка категорически не желал, чтобы кто-нибудь тянул его за ниточку. Генка желал дергать за ниточки сам.

      Прежде, чем что-то решать, следовало отыскать Ёську, поговорить с ним. Найти Ёську просто – наверняка с новой книжкой у пруда сидит. Спрыгнув со стула, Генка распахнул дверь и на несколько секунд замер на деревянном высоком крыльце, готовясь к спуску. Справа между стволами сосен поблескивала поверхность озера, слева стояли три заколоченных корпуса, а прямо перед Генкой, метрах в пяти от крыльца, маячил скрытый под зеленой крышей умывальник с семью расположенными в ряд кранами и жестяным желобом для стока воды. Пахло водой и опавшими листьями. Генка вдохнул терпкий осенний воздух и, кряхтя, начал спускаться с крыльца.

      Ёська лежал на мостках на животе и заворожено глядел в глубину пруда. Раскрытая и придавленная палкой книга покоилась рядом. Тут же стояло две стеклянных банки, в которых копошилось что-то умеренно отвратительное.

      – Ты смотри, Генка, это наверняка – водяной скорпион, – не оборачиваясь, сказал Ёська, узнав брата по шагам. – Вон там, на картинке, сравни. А это у него дыхательная трубка торчит… Мне первый раз попался. Он на гнилой лист похож, его не видно, так и в книжке сказано. Но я подстерег, когда он пошевелился… Здорово, правда?

      – Отличный водяной скорпион, – сдержанно согласился Генка. – Оторвись от них маленько, разговор есть.

      – Чего, опять жрать? Я не хочу, – закапризничал Ёська и обернулся. Круглый белобрысый затылок сменился на не менее круглую и белобрысую мордашку. – Пусть Валька лопает. Так, как ты меня кормишь, только землеройки едят. Я читал…

      – Не про жратву речь, слушай сюда, – тяжело уронил Генка, глядя на брата холодными как вода глазами. Ёська мигом подобрался, сел, подтянув под себя ноги. – Вилли-новичка видел?

      – Да, видел, – серьезно кивнул Ёська.

      – Как тебе?

      – Мне он понравился, – от капризности не осталось и следа, Ёська тщательно подбирал слова, поглядывал на брата с нескрываемой опаской. – Он хорошо говорит, интересно.

      – Его история – все брехня, верно?

      – Пожалуй, да… – Ёська еще больше съежился под тяжелым Генкиным взглядом.

      – «Подснежник», ты думаешь? Чей? Пацан ведь совсем…

      – Не «подснежник», нет! – Ёська энергично замотал круглой головой. – Он один, совсем один, никого за ним нет – я чувствую.

      – Зачем тогда брешет?

      – Не