Свет мой, зеркальце, скажи…. Александра Стрельникова

откликаясь на заботу, быстро пустило новые крепкие побеги крупных листьев удлиненной формы, а затем и «стрелу» из самой сердцевины, унизанную яркими оранжевыми цветами… И вскоре стало украшением нашей комнаты.

      – А вы знаете, – злорадно сказала мне и напарнице как-то однажды секретарша, – вынимая пачку пельменей из морозильной камеры и собираясь домой по случаю окончания ее рабочего дня, – у вас цветочек-то заберут. Дамы теперь очень сожалеют, что поторопились его вам отдать.

      – Так они ж его выбросить хотели, – в сердцах сказала Римма. – А если б он, вообще, засох за это время?

      – Так, ведь, не засох, – усмехнулась секретарша.

      – Ну, уж нет, теперь я его не отдам, – запальчиво сказала красивая женщина с редким именем, упирая руки в бедра и моментально у меня на глазах превращаясь в «хохлушку Галю», – я в него столько заботы вложила…

      Лицо дамы из «приемной» исказила ехидная усмешка.

      – Не отдам, – повторила Римма. – Это даже как-то нехорошо получается: значит, двум молодым красоткам сначала подкинули зачахший цветок… Нехорошо. А когда он у нас ожил и зацвел – решили забрать. Кстати, цветы очень чувствуют злых людей, а цветут всегда у добрых…

      Секретарша с удивлением глянула на Римму и поспешила скорее ретироваться из «редакторской», хлопнув дверью.

      – Пусть теперь любуются цветком, когда обедать в наш рабочий кабинет приходят, – в сердцах сказала молодая женщина.

      Я вздохнула и кивнула, солидарная со своей напарницей.

      (Тогда мы даже не знали, как именно называлось то растение. Но сегодня я точно знаю: это была гузмания из семейства ананасовых. Весьма экзотическое и нежное создание природы, которое цветет около полугода).

      Ах, Римма, Римма… Притягательная, взрывная и порывистая. Цветок так и остался в нашем рабочем кабинете. А вот самой ее я не досчиталась однажды, вернувшись из отпуска.

      У нее случился какой-то конфликт на уровне всё той же «приемной» – с секретаршей и бухгалтершей. И она решила развернуться на сто восемьдесят градусов… Я огорчилась, узнав об этом. И не подозревая еще о том, что и меня саму в скором времени ждут перемены. Словно, кто-то невидимый, если говорить образно, потянул за ниточку полотна моей жизни, отчего на его, прежде гладко вышитом рисунке, резко обозначилась то ли рябь, то ли тень…

      Я и предположить не могла, что после ухода напарницы буду трудиться в «гордом» одиночестве.

      Сначала я думала, что вот-вот у меня появится новая помощница. Но она не появилась. Хотя, ставку корректора никто не сократил. И недокомплект был только в моей смене. И однажды главная редакторша, уходя домой в шесть вечера и чуть отводя в сторону глаза, сказала мне:

      – Теперь, Саша, если у вас будет много работы на второй смене, приглашайте на подчитку кого-нибудь из телетайпной.

      Я удивилась, но промолчала, поняв, что помощника у меня теперь точно не будет. Потому что (вот парадокс!) я прекрасно справлялась со своей работой и сама, о чем свидетельствовали