Несколько торопливых слов любви (сборник). Дина Рубина

чертовом флигеле и ждал своей очереди. Его колотил озноб.

      Всех сидящих в очереди вызывали попеременно в два кабинета. И, судя по тому, что из одной двери люди выходили с обморочно-счастливыми лицами, а из другой – как слепые и оглушенные рыбы, чуть ли не руками нащупывая дорогу к выходу, он понял, что в этих разных комнатах дают разные ответы.

      Последние несколько минут, когда он ждал, в какую комнату его позовут, он никогда не забудет. Они станут мучить его в снах – эти две двери, открывающиеся попеременно. И его будут звать то в одну, то в другую, из них будут тянуться к нему страшные руки, и тащить в разные стороны, и рвать на части…

      Наконец из «хорошей» комнаты выглянула сестра и назвала его фамилию.

      Он остался сидеть. Чайки кричали в ушах, монотонно гудел тамбурин.

      Она снова назвала его фамилию и спросила: что, нет такого?

      Тогда он поднял руку, вяло улыбаясь…

      За все это время она не позвонила ни разу. Сначала он боялся, что не сможет скрыть ужаса и ненависти, если она предложит встретиться.

      Потом оценил ее деликатность.

      Потом подумал, что она уже уехала, и – ощутил странную смесь облегчения и досады: как же так, не попрощаться, даже по телефону?! Не могут же они после всего вот так расстаться, не сказав друг другу последнего слова?

      Наконец раздался звонок.

      – Митья, – услышал он ее забавный, с этими восточными низкими обертонами, такой милый, такой смешной, безопасный голос. – Я уезжаю…

      – Когда?! – вскрикнул он. Сердце его вдруг забилось, как бывает при неожиданной и тяжкой вести. Вдруг, в одно мгновение он понял – чем она была в его жизни.

      – Я звоню из аэропорта… Уже сдала чемодан, сейчас допью кофе и поднимусь в зал ожидания…

      – Как же ты могла…

      – Дорогой мой, молчи!.. Не надо слов. Ничего уже не надо. Я – сколько проживу – буду благодарна тебе за твое лицо тогда… Я ведь следила, внимательно следила… Все-таки я не зря всю жизнь люблю тебя, Митья…

      Он заметался по мастерской… Остановился перед полкой, на которой столько лет пылился ее тамбурин. Он видел ее серо-золотые плачущие глаза, ее клоунскую гримаску в углах рта…

      – Гад! – сказал он своему отражению. – У, гадина! Сбежал вниз, сел в машину и, выжимая предельную скорость, – как когда-то она на своем мотоцикле, – помчался в аэропорт….. Она уже прошла за барьер.

      – Мастер-тарабука!!!

      Она оглянулась, всплеснула руками, засмеялась, засмеялась… Что-то сказала, затеребила какую-то блестящую штуку на шее.

      – Я ни черта не слышу!!! – крикнул он, боясь расплакаться.

      Они стояли у барьера, кричали через головы пассажиров, проходящих контроль.

      – …колокольчик!.. Правда смешно?!

      – …если… все-таки… позвони мне!

      – …когда-нибудь… если буду… Голоса их долетали сквозь гул толпы, как замирающие звуки тамбурина.

      Удар… хлопок… торопливая россыпь… остывающий звук…

      Удаляющийся