Арена. Никки Каллен

я, как улитка, ношу дом с собой – набор шахмат и две книги. А что еще было в аду?

      – Там был сатана, он вылечил Суэйда и отправил его назад… Вот вино, – они остановились напротив витрины, оформленной под фламандскую картину шестнадцатого века: безумные натюрморты, краски, блики, цвета, густые, как горячий шоколад; Кай обожал их: соломенные корзины, клетчатые скатерти, глиняные кружки и кувшины, пузатые стеклянные бокалы с кусочком лимона на краю. Они выбрали огромную темно-зеленую бутыль в мешковине с сургучом, что-то сладкое, молдавское, домашнее; зашли в магазин сквозь раздвигающиеся двери; магазин был разделен на отделы; «нам «Долю ангела», два литра; знаешь, что такое доля ангела?» «часть вина, испаряющаяся, пока оно бродит… это я в одном романе прочитал…» – он запнулся, чуть не сказал: «в романе жены», но не сказал. «Амели» все еще играла на улице, самые титры, когда Одри Тату и Мэтью Кассовиц едут на мотороллере. Они открыли вино – у Сина с собой оказался нож, складной, со множеством лезвий и с ручкой из серебра и кости; видимо, дежурный подарок вроде малахитовых пепельниц или ручки «Паркер»; отпили, Кай глотнул и подавился, закашлялся, Син огрел его по спине.

      – Ты чего, вино же классное: улей и сад.

      – Нечаянно, – вино было то же самое – вишневое варенье, что они пили вместо кино, в дождь.

      – Обожаю круглосуточные супермаркеты и круглосуточные книжные магазины. Мне кажется, это места, из которых можно попасть в другие миры, такая глючная роскошь и тишина, скопления вещей, – Кай обернулся на супермаркет, на сияющие витрины. Нет, это не его путь. – Меня зовут Дэймон, а тебя?

      – Кай.

      – Кай? Потрясное имя. Ты его оправдываешь? У тебя ледяное сердце и злой нрав? Я… не люблю злых людей. Может, и полюблю потом, но не сейчас. Еще с год…

      – Ладно, – Кай вытер запотевший лоб; душно, в небе скапливались тучи; сказал, как заправский гомо, профессионал, по клубам снимающийся, красивый тонкий мальчик, роза и лезвие ножа. Буду добрым, подам кофе в постель. – Дождь скоро. Может, пойдем куда? В кино?

      – Нет, там одна дрянь.

      – «Титаник»?

      – Нет. «Титаник» я люблю, плачу в конце всегда, а в кинотеатрах «Мне не больно» и «Тройной форсаж».

      – Да, гнусь, – Кай и не слышал о таких фильмах, – тогда…

      – К тебе?

      Ко мне? Но я человек у витрины, весь мой дом с собой – шахматы и две книги… О, Син. Бедный человек. У него еще не появилось спасительного подземелья в клубе, а может, и не появится; у него какая-нибудь комната в гостинице или все та же квартира… отмытая, отбеленная, задизайнированная, джинсовый диван какой-нибудь, стулья из светлого шведского дерева, пахнущие смолой, и на стенах принты… ванная, выложенная итальянской мозаикой, под Помпеи, в которой он читал Харуки Мураками, про девушку в открытой машине, слушающую Duran Duran.

      – Ко мне никак, я живу с родителями, – быстро проговорил Кай. Свалился с луны, столь же невероятно. Син ничего не ответил; они шли и шли, просто молчали, потом Син стал рассказывать еще