Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. М.К. Любавский

указывает на причину непрочности «войска Болотникова»: в нем произошло соединение на время «социальных врагов, которые расходились в самых существенных интересах». Повсюду в это время шла «война имущих против состоятельных»[382].

      Движением, направленным против «правящих классов», был мятеж 1648 г. в Москве[383]. Ясно выраженный «противогосударственный характер» носило движение («бунт») Стеньки Разина «естественное последствие страшного давления государства на народную массу»[384].

      Таким образом, «непомерное обременение народной массы» вследствие огромных затрат государства на войны, внешнюю политику, преобразования признаются основной причиной ее тяжелого положения и недовольства в XVIII в. Оно же в совокупности с утверждением крепостного права явилось причиной «крестьянских мятежей» XVIII в., в том числе и носившего антигосударственный характер «движения» Е. Пугачева, которое «грозило всему установившемуся общественному порядку»[385]. В лексиконе историка появилось даже слово «революция»[386], правда, понимаемое им всегда лишь как быстрый, насильственный переворот. Но значит ли это, что Любавский расценивал народные движения как явления положительные и прогрессивные? Отнюдь нет. Об этом свидетельствует как терминология, применяемая для характеристики восстаний и восставших («бунт», «мятеж», «чернь», «воры»), так и отрицательное отношение к этим вспышкам народного гнева как явлениям прежде всего антигосударственным. Страх перед революцией, боязнь развала государства этой «надклассовой» организации, признанной по своей природе реализовать идею «общего блага», осуществлять социальное равновесие в обществе, как видим, явственно отразились и в исторических представлениях ученого.

      Лекционные курсы М. К. Любавского по истории феодальной России, созданные в тот период жизни, когда в области политики и идеологии ясно обозначался поворот от революции к реакции, являются наглядным свидетельством методологического кризиса, в котором оказалась русская либеральная историография накануне Октябрьской революции. В курсах Любавского он проявился прежде всего в подчеркнутом эмпиризме, предопределившем эклектизм ряда его концептуальных решений. Слабое внимание к изучению экономики, недооценка роли народа как субъекта истории, выдвижение на первый план государства все эти характерные черты «государственной» школы предопределяли неспособность историка найти исторические предпосылки тех событий, которые составляли содержание современной ему эпохи.

      В курсах отразились и общественно-политические взгляды ученого, представителя того либерально-монархического, оппозиционного центра, который после Революции 1905–1907 гг. пошел на сближение с официально-охранительным направлением в русской историографии. Искаженное позитивизмом восприятие русской истории оказало ему плохую услугу в оценке русской действительности 1905–1907 гг. Совершившаяся в октябре 1917 г. социалистическая революция ознаменовала

382

Любавский М. К. Русская история XVII первой четверти XVIII вв. … С. 284.

383

Там же. С. 90, 185.

384

Там же. С. 21.

385

Там же. С. 28.

386

Там же. С. 38.