Зуб дракона. Алексей Клёнов

сидел на жестком стуле, ни жив, ни мертв от страха и даже забыл рожи строить. Мент повернулся ко мне.

      – Ты где живешь, умник?

      Опомнившись, я скорчил дебильную рожу и оскалил зубы.

      – У мамки.

      Старлей нахмурился.

      – А мамка где?

      Я ухмыльнулся шире и радостно брякнул, словно сделал великое открытие:

      – Дома!

      Мент еще больше помрачнел. Похоже, большим терпением он не отличался, и я решил сбавить обороты, чтобы не переигрывать. С вожделением глядя на свой «Терминатор», я снова выдал:

      – Двадцать шесть.

      Старлей удивленно приподнял брови, видимо, не сразу уловив стремительный скачок моей мысли.

      – Чего двадцать шесть?

      Для убедительности я подпустил немного слюны на подбородок и старательно зашмыгал носом.

      – Квартира двадцать шесть.

      Он невесело усмехнулся.

      – А квартира в том доме, где мамка, у которой ты живешь, да? Ты парень дурак-дурак, а с юмором.

      Я идиотски захихикал.

      – Не-а. Там дядя Гоша живет, у него «Вольво».

      Вытянув вперед руки, я охватил ими воображаемый руль, стал крутить из стороны в сторону и гудеть, изображая машину.

      – У-у-у.

      Старлей хмыкнул.

      – Хм. Понятно. Показать, где живешь, можешь?

      Кривляясь, и корча рожи, я замахал рукой.

      – Ага! Там, там…

      Он поднялся, сунул в карман пальто «Терминатор» и подхватил меня под локоть.

      – Ну, пойдем, покажешь. Только бежать не вздумай.

      Поднимаясь, я пропищал:

      – Не-а, не убегу. У тебя мой пистолетик в кармане.

      Старлей легонько пихнул меня коленом под зад.

      – Поди ж ты, дурак, а понятие о частной собственности имеешь…

      На улице он отпустил мой локоть, еще раз предупредив, чтобы я не думал бежать. А я и не собирался. Мне это и надо было, чтобы он посмотрел на мою справку и убедился, что я шизик. Всю дорогу до дома я валял дурака, то прыгая по лужам и разбрызгивая мутную талую воду, а мент отскакивал от меня в сторону и покрикивал, то задирал вверх башку и тыкал грязным пальцем в небо.

      – Гы-гы-гы. Смотри, птички…

      На звонок открыла мать. Едва переступив порог, я сразу почувствовал убийственный запах сивухи и мысленно выругался. Петюня, материн сожитель, снова был пьян в стельку и, как обычно, что-то мычал под свою разбитую гармошку, где-то в глубине квартиры.

      С мужиками матери не везло хронически, как и со всем остальным в жизни, включая меня. Отец нас бросил десять лет назад, когда мне было одиннадцать. И если при нем еще была хоть какая-то видимость семьи, то с тех пор все пошло кувырком. Мать вечно разрывалась на двух работах; в больнице – санитаркой, и еще где-то уборщицей и меня видела только поздно вечером, да в выходные, когда я изредка бывал дома. Кто знает, может, если бы жил с нами отец, то и у меня все сложилось бы иначе?

      Петюня был у матери уже третьим за последний год, с тех пор как