Отпуск по ранению. Вячеслав Кондратьев

нем воды до колена. К нему-то и держал Сашка направление.

      Ротный стоял у своего обиталища и, видно, ждал Сашку. Он ведь и послал его за водой к ручью.

      – Вот ранило, товарищ командир, – словно извиняясь, доложил Сашка. – Снайпер поймал, чтоб его…

      – Зачем вернулся? – перебил ротный.

      – Автомат принес… Да и с ребятами проститься…

      – Тоже мне, сантименты, – буркнул ротный свое любимое словечко.

      – Неудобно же так, не доложив… – Сашка бережно опустил автомат на землю.

      – Ладно. Не задерживайся только, чем черт не шутит…

      – Закурить бы… Не завернете, товарищ командир?

      – Сейчас.

      Ротный вынул кисет и немного дрожащими пальцами стал крутить большую цигарку. Ему тоже это несподручно: руки-то у него перевязаны. Уж месяц, как пошла по ним какая-то болезнь нервная от этой их жизни, что невпроворот, но в санчасть ротный не шел, а когда ребята уговаривали, отделывался небрежно этими своими "сантиментами".

      Сашка принял цигарку, поблагодарил, затянулся во всю мочь, и поплыло все перед глазами – хорошо…

      Подошли бойцы-товарищи, обступили Сашку, обглядели.

      – Отвоевался, Сашок.

      – По-легкому отделался – в ручку.

      – Повезло черту…

      – А он везучий, Сашка-то.

      – К праздничку в тыл подастся.

      – Я говорю, везучий.

      – За нас праздник отгуляй. Прижми в санроте сестренку какую за всех нас. – Это сержант сказал. На передке недавно, из разведки прислали. На несколько деньков его хватило анекдоты да байки про баб рассказывать, а потом заглох, сник, жадные глаза навыкат потухли.

      – Он прижмет! Его самого сейчас… Верно, Сашка? С наших харчей не разбежишься.

      Потом присели кто куда и откурили. Молча.

      – Давай отваливай, Сашок. – Ротный тронул его за плечо. – Нечего рассиживаться.

      Сашка поднялся. Конечно, надо идти, чего судьбу пытать, но неловко как-то и совестно – вот он уходит, а ребята и небритый осунувшийся ротный должны остаться здесь, в этой погани и мокряди, и никто не знает, суждено ли кому из них уйти отсюда живым, как уходит сейчас он, Сашка.

      И топтался он на месте, все не решаясь стронуться, пока ротный не прикрикнул:

      – Прирос ты, что ли! Проводите его, сержант, до ручья.

      – Сменят вас! Скоро сменят! Сколько ж можно? Сменят обязательно, – торопливо, словно боясь, что перебьют, залепетал Сашка. – Свидимся еще. Я из санроты ни ногой, дождусь вас беспременно.

      – Ладно, не загадывай. – Ротный протянул руку. – Ну, бывай, Сашок, смотри, чтоб не добило. Не хочу я этого. Понял? – И подтолкнул тихонько Сашку.

      – До встречи, ребята! – бодро выкрикнул Сашка и сам почуял фальшивину в этой бодрости, потому как знал он точно: никаких встреч со многими оставшимися здесь не бывать, а кому уж из них остаться здесь, на этой ржевской, набухшей от крови земле, – это уж судьба…

      Сашку немного пошатывало, и сержант поддерживал его за локоть. Перед