Кукла (сборник). Евгений Иванович Носов

кто-то по дикости ума совсем недавно перебил ноги скульптурной лани, а гипсовому кенгуру отшиб оба уха…

      Горько и одиноко после всего этого, тем горше, что заключительные строчки яшинского стихотворения звучат так:

      Приучите птиц в мороз

      К своему окну,

      Чтоб без песен не пришлось

      Нам встречать весну.

      Но надежда умирает последней. Вдруг вижу на автобусной остановке давнего своего знакомого – тонкого, прогрессирующего живописца, приверженца Сальвадора Дали.

      Обрадованно пожав его руку, я извлек из бокового кармана куртки листок с яшинским стихотворением.

      – Слушай, на, почитай!

      – А что такое? – он был чем-то радостно озабочен и взял листок отстраненно, двумя пальцами, как обузу.

      – От души написано… – вдохновенно пояснил я.

      – Покор… Покормите птиц, – машинально произнес он заголовок и тут же протянул листок обратно.

      – Да ты почитай, почитай! – настаивал я, возвращая бумажку.

      – А-а! Некогда мне их кормить! – отвел он листок, а заодно и меня тоже. – Еду я, уезжаю… Уже билет на руках.

      – И куда?

      – За океан… – махнул он куда-то в сторону. – Теперь там птиц кормить буду… – И, усмехнувшись, добавил: – И сам кормиться…

* * *

      И еще одно благое дельце надо было довести до ума… Уже давно собирался заиметь стапелию, дающую удивительные цветы, похожие на золотые ордена Славы. Отводок мне обещали. Надо было только приготовить горшочек с подходящей землей.

      Вспомнилось, что еще летом набрал хорошей зернистой земли из кротового выброса. Хранилась она на балконе в резиновом четырехгранном ведерке, предназначенном для шоферского обихода.

      Заглянул в кромешную глубину, а там, на черной, уже, должно, промерзлой земле, зеленоватым отливом мерцала какая-то птаха. Она лежала ничком, уткнувшись клювом в почву, широко, из угла в угол, распахнув крылья. По скрюченной лапке, торчавшей из-под правого крыла, я узнал в ней хромоножку Синьку, так и не склевавшую ни единого подсолнечного семечка. Этой распахнутостью крыльев, обнимавших квадрат луговой земли, Синька как бы олицетворяла яшинское:

      Улететь могли б,

      Но остались зимовать

      Заодно с людьми…

      Таинственный музыкант

      Однажды после долгого хождения с удочкой по берегу реки я присел отдохнуть на широкой песчаной отмели среди прибрежных зарослей. Поздняя осень уже раздела кусты лозняка и далеко по песку разбросала их узкие лимонные листья. Лишь на концах самых тонких, будто от холода покрасневших веточек еще трепетали по пять-шесть таких же бледно-желтых листков. Это все, что осталось от пышного карнавала осени.

      Было пасмурно и ветрено. Вспененные волны накатывались на песчаную отмель, лизали почерневшие водоросли, вытащенные на берег рыбацким неводом.

      И вдруг среди этих шорохов и всплесков послышались тревожащие своей необычайностью звуки. Было похоже, что