Внутренняя линия. Владимир Свержин

не принимаются. Поверьте, это наилучший выход из сложившегося положения. Скажу вам сразу – дом хорошо охраняется. Я, признаюсь, впечатлен нынешней демонстрацией приемов жиу-жицу, но весьма, весьма не рекомендую использовать их против наших сотрудников. Если, конечно, вы не умеете сбивать в полете револьверные пули. Доверьтесь мне, и все будет замечательно.

      «Попался, рысачок крашеный! – мысленно ликовал он. – Тебя бог послал в ответ на мои неслышные молитвы. Ты-то вьючной лошадью и поработаешь».

      «Это ж надо так вляпаться! – думал Джокер-3. – Что можно сделать? Ладно, как учил Вальдар: “Если не можешь изменить ситуацию, подожди, пока она изменится сама. И вот тогда действуй быстро и решительно”. Но до чего нелепо! Чувствовал же я, что затея с русским предком плохо закончится!»

      – Я понял вас, – неторопливо, с достоинством кивнул доктор Кристенсен. – Надеюсь, вы быстро во всем разберетесь.

      – Будьте покойны, Сергей Владиславович. Будьте покойны. Подождите в коридоре, вас проводят. Я только проинструктирую товарища.

      Нильс вышел из приемной, а Болеслав Орлинский быстро повернулся к секретарю.

      – Так. Звони в комендатуру – пусть выделят взвод китайцев из интернациональной бригады. Отвезешь господина Кристенсена в Особняк. Ты знаешь куда. Разместишь со всеми удобствами. Охранять как зеницу ока, наблюдать безотлучно!

      – Слушаюсь! – вытянулся секретарь. – Может, в ГПУ сообщить?

      – Я сам доложу. А ты выполняй, что сказано! – он приоткрыл дверь в коридор, где под охраной двух бдительных церберов с невозмутимым видом ожидал своей участи датчанин. – Не прощаюсь с вами. До скорой встречи!

      Орлинский вернулся в кабинет, внутренне продолжая ликовать и напевая про себя «Гром победы, раздавайся».

      – Нуте-с, товарищ Зощенко. Чем я могу быть вам полезен?

      Он не обратил внимания, как тихо закрылась дверь кабинета, и уж подавно не мог видеть, как его секретарь, вытащив из кармана вечное перо, начал писать ровным бисерным почерком: «Председателю ОГПУ, председателю Комиссии при Совете труда и обороны по борьбе со взяточничеством Ф. Э. Дзержинскому. Сообщаю, что сегодня к начальнику Уголовно-следственной комиссии Ленинграда тов. Б. Я. Орлинскому был доставлен некто, судя по документам Красного Креста – датский врач Нильс Кристенсен. Этот доктор был опознан бывшим сотрудником уголовного розыска М. М. Зощенко как его сослуживец по Мингрельскому гренадерскому полку. По распоряжению тов. Орлинского арестованный размещен в спецобъекте Особняк. На предложение сообщить о столь явном шпионском деле в местное управление ГПУ тов. Б. Я. Орлинский заявил, что самолично доложит куда следует. Однако же, по всему было видно, что давать этому делу законный ход тов. Орлинский не намерен, о чем я вам по своей партийной совести и докладываю. Число, подпись».

      Секретарь пробежал глазами текст, приложил сверху лист промокательной бумаги и с удовлетворением обтер перо:

      – Вот так-то будет вернее.

Май 1924

      Штаб-ротмистр Комаровский выскочил из машины, даже не потрудившись захлопнуть дверцу.