Мы здесь живем. Владимир Войнович

черной. Слабый ветер шевелил над Ишимом тяжелые клубы тумана.

      Ваня-дурачок гнал через мост колхозное стадо и пел песенку. Губы у Ивана толстые, раздвигаются с трудом, поэтому в песенке нельзя было понять ни одного слова.

      Я ехал на своем самосвале и уже собирался въехать на мост, но увидел на нем теленка. Задняя нога его застряла меж двух бревен, теленок лежит на брюхе, мычит, на том его борьба за жизнь и кончается. Я остановил машину и помог потерпевшему.

      – Ну что ж ты, – сказал я Ивану, – губы-то распустил? Видишь, теленок провалился! Так ему и ногу недолго сломать.

      – Пускай ломает, – дурачок беспечно махнул рукой. – Прирежем… Хлопцам на стане три дня мяса не давали. А меня не дразни. Гошке скажу.

      И пошел, волоча по траве свой длинный бич, который здорово щелкает в умелых руках.

      Я медленно въехал на мост и забуксовал как раз на том месте, где провалился теленок. Я давил на газ, колеса крутились, еще больше раздвигая бревна, но машина не двигалась с места. Увидев это, Иван вернулся.

      – Ну что? – спросил он, подходя, и хлопнул бичом.

      – «Что, что», – передразнил я его. – Видишь, забуксовал.

      – Ну давай тогда тебя прирежем. На шашлык.

      – Брось ты эти шутки, – сказал я ему. – Ты лучше возьми мою телогрейку, вот так сложи вдвое, чтоб изнутри не запачкалась, и подложи под колесо.

      Я благополучно переехал через мост и остановился. Иван подал мне мою телогрейку. Она была совсем чистая, а у него на правом боку через рукав шел грязный рубчатый след от ската.

      – Ты сам, что ли, ложился под колесо? – спросил я.

      – Нет, свою телогрейку подложил, а то твоя новая – жалко.

      Выехав на грейдерную дорогу, ведущую на Кадыр, я в третий раз остановил машину и подошел к желтому дорожному щиту, на котором прямыми крупными буквами было написано только одно слово:

«ПОПОВКА».

      Много людей ездит мимо этого щита и видит то, что на нем написано. Но разве запомнишь название каждой деревни?

      А я здесь часто бывал. Знал Гошку, знал и других.

      Вот об этих людях я и написал свою повесть.

      1

      Кусты ивняка стояли над суженным руслом Ишима. Санька и Лизка нагрузили глиной высокий самосвал Павла Спиридонова, прозванного Павло-баптист, и Павло, надвинув кожаную фуражку по самые уши, уехал. Подруги, бросив лопаты, легли отдохнуть. Лизка сняла с себя выгоревшую кофточку, и тень от листьев пятнами упала на ее загорелую спину.

      – Не умеешь ты, Санька, работать, – сказала Лизка. – Лопату криво держишь, и все у тебя высыпается.

      В кустах жужжали шмели и трещали кузнечики. Наискосок через небо почти невидимый самолет тянул извилистый волокнистый след. Лизка перевернулась на спину и посмотрела на небо.

      – Смотри, самолет летит и дым пускает. Как все равно облако, – сказала она.

      – А это облако и есть. Самолет сам его делает.

      – Как это он делает? – недоверчиво спросила Лизка.

      – Не знаю как, а знаю, что делает. Инверсией это называется.

      – Ишь ты – инверсия, – почтительно повторила Лизка незнакомое слово. – Инверсия. А ты откуда знаешь?

      – Так, знаю. Летчик один знакомый рассказывал.

      – Летчик? У тебя есть знакомые летчики?

      – Были.

      Лизка немного помолчала, потом пошутила:

      – Вот видишь, жила ты в городе, летчиков знакомых имела. А то ведь в Поповке их нету. Здесь какой ни то комбайнер, и тот уже нос дерет – не подступишься. Поживешь-поживешь да и выйдешь за Ивана-дурачка.

      Санька, ничего не ответив, лежала, смотрела на небо и старалась ни о чем не думать. Ни вставать, ни тем более работать не хотелось.

      – Слушала я вчера, как ты пела в клубе, – сказала Лизка. – Хорошо у тебя получается. Прямо как у артистки. «Парней так много холостых…» – начала было Лизка, но одумалась. – Это ты тоже в своем городе научилась?

      – Тоже.

      – Все в городе, – вздохнула Лизка. – Летчики в городе, артисты в городе. А у нас… – Лизка поднялась на локте и посмотрела на дорогу. – Ой, никак Гошка едет! – сказала она радостно.

      – Гошка?

      – Ага, – Лизка торопливо застегивала кофточку.

      – Ну что, мне опять идти цветочки собирать? – Санька поднялась и вытянула в стороны онемевшие руки.

      – Сходи, Саня, – попросила Лизка. – Последний раз сходи. Сегодня что ни то да будет. Сегодня я у него добьюсь ответа.

      – Что ж делать, – сказала Санька и пошла, раздвигая кусты, к Ишиму.

      Гошка затормозил у самого обрыва и стал медленно подавать машину назад.

      – Ну что, работать будем? – спросил он, стоя на подножке и глядя на Лизку через кузов.

      – Будем, – сказала Лизка, – немного погодя.

      – Погодя некогда, Лиза, там строители ругаются.

      – Поругаются на пять минут