Собака Раппопорта. Больничный детектив. Алексей Смирнов

с неудовольствием увидел направления: в бассейн, в жемчужные ванны, под душ Шарко.

      – Я сам сходил, – широко улыбнулся Кумаронов. – Чтобы вас лишний раз не тревожить.

      Речи его были напитаны ядом. Александр Павлович отошел от него, отомкнул дверь в ординаторскую, набрал номер заведующего физиотерапией.

      – Леонид Нилыч, – сказал он, едва поздоровавшись. – Я насчет одного Кумаронова… он только что был у вас.

      – Александр Павлович, – донесся опасливый голос, – не связывайтесь. Это сразу видно, что за фигура. Я ему дал, что он попросил. Не трогайте, чтобы не воняло.

      Дверь приотворилась, и в ординаторскую просунулась раскрасневшаяся голова Кумаронова.

      – Доктор, – напомнила она, – так что у нас все-таки с мангалом?

      – Закройте дверь, – отозвался Прятов.

      Он вышел, чтобы проскользнуть мимо довольного и лишь слегка озабоченного Кумаронова, но тут же отвлекся на алкогольную бабушку. Она завывала как-то особенно громко. Прятов остановился послушать.

      – Что случилось? – громко спросил Александр Павлович, наслушавшись.

      – Одеколончику, – прошамкала бабушка. И уточнила: – Ножки протереть, пальчики.

      – Миша! – закричал Прятов, и медбрат Миша вышел откуда-то вразвалочку, он только что покурил. – Миша, пойдемте со мной.

      Придерживая рыхлого, серьезного, бывалого вида Мишу за плечо, он свел его в угол и пожаловался на бабушку.

      – А огурчика ей в рот не покрошить? – прохрипел Миша и пошел в процедурную насосать аминазина в шприц.

      – Ей стакан нужен, – удрученно сказал ему в спину Александр Павлович и уже громче крикнул: – Не два куба делай, а шесть! Шесть! Я уже сам делал шесть, пока вы где-то ходили, а ей хоть бы хны!

      – Нас переживет! – задорно бросил Мише Кумаронов, проходивший мимо процедурной, и тот взглянул на новенького исподлобья, словно примериваясь.

      4

      День выдался не операционный, и можно было запросто попить чаю.

      Приходящий психиатр, усатый и уютный доктор Иван Павлович Ватников, заглянувший на огонек, объяснял гастроэнтерологу Клавдии Семеновне Раззявиной основы и логику параноидального бреда.

      – Вот вы тут ложечку положили, – вкрадчиво поучал он Клавдию Семеновну. – Зачем?

      Раззявина, сильно похожая на сытую утку, разволновалась и поерзала на стуле, которого ей было мало; она охватывала, обволакивала этот стул седалищем, как будто готовилась принять его внутрь. Стул медленно нагревался.

      – Ложечку? – переспросила она в смятении. – Ну, ложечка… лежит и лежит, сахар размешивать.

      Она настороженно следила за Ватниковым, который округлил зеленоватые глаза и предостерегающе поднял палец:

      – Как бы не так. Сама ложечка смотрит на вас, а заостренная ручка – на меня, – Ватников оглянулся и прищурился на окно. – Я сижу с северной стороны, а вы – с южной. Вы положили не ложечку, а магнитную стрелку, нацелили эту стрелку на меня. И ваша недоброжелательная