Опрокинутый рейд. Аскольд Шейкин

растеряхой предстал.

      – Да какая там ему была разница!

      – Не говори. Я с малых лет по станицам. Батрачили. И батька, и сам я… У них, тебе скажу, если свадьба, то сперва у жениха да невесты по неделе гуртуются, потом по другим дворам идут. И вот послушай: чеп бьют. Кол такой. Кто его последним ударом в землю вколотит, тот и вино на гулянку в этот день всей компании ставит.

      – Кто же его будет вколачивать? – изумленно и весело взглянул на напарника молодой красноармеец.

      – Будет. И опосля до последнего гроша выложится. Честь! Дружков угостить, стариков, станичного атамана. У них свой – так свой. Зато ты вот, ну я приду, и что ему ни говори – не поверит. Для него коли не казак, так и не человек вовсе. Как отрезано.

      – У-у, – глухо донеслось из темноты.

      Молодой красноармеец вскочил на ноги:

      – Голос чей-то?

      – Сова, – не отрывая глаз от костра, ответил его напарник. – В поле роса, а пыль на дороге сухая, теплая. Мыши гулять выходят. Сова – тут как тут.

      Молодой красноармеец свернул цигарку, раскурил ее от головешки.

      – Пойду, – он кивнул в ту сторону, откуда донесся глухой звук. – Огонька отнесу ребятам.

      – Дуй, – согласился напарник. – Еще помрут, не куривши…

      Шаги парня затихли вдали.

      Костер догорал. Темнота становилась гуще. Караульный, ссутулясь, вглядывался в язычки пламени, пробегавшие по раскаленным углям.

      В той стороне, куда ушел красноармеец с цигаркой, послышались ругань, крики, затем приближающийся топот.

      Подбежал один из тех бойцов, что находились в секрете.

      – Где взводный? – спросил он.

      – Спит, – ответил караульный.

      – Где он? Который?

      – Пусть спит. Просил, пока светать не начнет, не тревожить.

      Один из лежавших возле костра зашевелился.

      – Что там? – спросил он.

      – Пластуна поймали, – ответил подбежавший красноармеец.

      – Дезертир?

      – Кто его знает.

      Взводный поднялся, застегнул шинель, затянул ремень с кобурой, поправил на боку полевую сумку.

      К костру уже подходили. Трое красноармейцев плотно обступали невысокого мужчину в галифе, в гимнастерке, в ботинках. Слипшийся от пота чуб косой прядью пересекал лоб.

      Взводный сделал шаг навстречу:

      – Этот?

      – Он самый, – задыхающимся от радости голосом ответил молодой красноармеец. – Иду, а он притаился, рожу, чтобы не белела, к коленям прижал. Я сперва подумал: пень. Потом гляжу – пень-то мой побежал!.. А до секрета полсотни шагов. Я туда. Со всех сторон обложили. Он просит: «Не стреляйте. Свой!»

      – Оружие было? – спросил взводный.

      – Нет. Ничего не нашли. При нем только вот это, – красноармеец протянул взводному сложенный в малую долю газетный лист.

      Взводный расправил его, поднес к костру и, даже не вчитываясь, сразу узнал: «Правда»! Та самая, которая выходит в Москве!

      – Это что же? – он озадаченно смотрел на задержанного. – Вместо пропуска?

      – Ваш