Я твой день в октябре. Станислав Малозёмов

конечно, ещё и предположить не мог, что едет он на свою малую родину в последний раз. И попадет туда снова только через тридцать лет, когда кроме кладбища, куда смерть определила почти всю родню, пойти будет уже некуда.

      А пока автобус тормознул на главном месте в деревне. Возле сельпо и почты.

      Лёха заскочил на минуту в магазин, сигарет купил, медовых пряников, бабушкиных любимых, а деду Паньке взял бутылку дорогого армянского коньяка с пятью звёздами под большой лиловой гроздью винограда.

      – Выпьешь со мной? – спросил дед, откупоривая бутылку и не вставая со своего

      дубового кресла. Его он купил лет двадцать назад на зарайской барахолке. Уже тогда креслу было больше ста лет. Кожаное сиденье, кожаная спинка в дубовой полированной окантовке и плоские гнутые ножки. Кресло покрыли при изготовлении каким-то странным лаком. Если глядеть на дерево под разными углами, то и цвет его менялся от тёмно-коричневого до золотистого. Лак ни разу не меняли, кожу тоже, да и на самом кресле хоть бы одна расщелина появилась на склейках. Жить ему предполагалось немерено долго. Кроме Паньки в нём никогда не сидел никто, а сам он твёрдо верил, что чувствует, как из кресла в тело его каждый день выделяется и застревает огромная сила. Потому, видно, старый казак Павел Иванович в свои пятьдесят без натуги переламывал об колено жердь толщиной в крепкую мужицкую руку и по праздникам в подпитии показывал гостям коронный трюк. Подседал под корову Зорьку, поднимал её на плечи и делал с постоянно удивлявшейся коровой почётный круг по двору. От силы, дарённой креслом, дед внушил себе, что жить он будет минимально сто лет. Но умер от инсульта в пятьдесят четыре.