Охота на пиранью. Александр Бушков

По крайней мере, пока не будет внесена ясность.

      И все равно, происходящее смахивало не на хамский произвол недалеких службистов, а именно на нехорошую странность. По любым критериям. Ольга прижалась к нему всем телом, и сквозь неумолчный свистящий клекот над головой, сквозь плотный жаркий капюшон он все же слышал лениво-циничную болтовню бравых ребятушек, в голос комментировавших Ольгины стати и то и дело подначивавших командира на предмет позволения испробовать пленницу. Кавказскую пленницу, как они выразились, чуть не задохнувшись со смеху. Командир их вяло одергивал – вот именно, что вяло.

      Можно сделать все и всяческие поправки. На то, что служба в этой глуши, на охране суперсекретного объекта развращает и дает возможность всплыть на поверхность самому дешевому, что таилось в душе. На то, что вояки пошатались по «горячим точкам», где давно распрощались и с видимостью гуманизма. На то, что начальник из капитана хреновый, и расшалившиеся орлы его не видят в упор. На то, наконец, что свистопляска последних десяти лет сама по себе покалечила военные души до полного уродства.

      И все равно, кусочки мозаики никак не желали складываться. Сплошные противоречия и логические нестыковки. Именно потому, что Мазур всю сознательную жизнь провел при погонах и в рядах.

      Во-первых, они с Ольгой не вторгались в пределы какого бы то ни было запретного объекта, даже не видели издали ничего, напоминающего забор с развешанными повсюду грозными предупреждениями. Вертолет чешет над тайгой уже добрых четверть часа без намека на снижение – что же это за объект такой, к которому нельзя приближаться даже на десятки километров?

      Во-вторых, в капитане словно бы уживались два совершенно разных человека. На берегу он производил впечатление твердого служаки, способного заставить себя уважать любого дерганого разгильдяя. Здесь же, в вертолете, он с маху обернулся этаким благодушным и терпимым корешем, не отдававшим приказы, а чуть ли не упрашивавшим. Это не менее странно.

      И наконец – до Мазура только сейчас дошло со всей пронзительной ясностью – никто даже не попытался осмотреть поближе их вещи. Коли уж сонар вызвал подозрение, логично было предположить, что его прихватят с собой, чтобы продемонстрировать изнывающему в тайге от безделья особисту. Но плот преспокойно бросили, не обыскав толком.

      Ну, и все происходившее в вертолете – на десерт. Не будем лукавить и представлять армию лучше, чем она есть. Двое подозрительных типов вполне могли испытать на своей шкуре и хамское обращение вплоть до затрещин для мужика и лапанья для женщины. Где-нибудь на окраине государства, где братья-славяне осатанели и остервенели, усмиряя буйное чужое население. Но не здесь, в мирной Сибири, где нет и намека на чрезвычайное положение, а народ и армия по старинке едины. Здесь такое обращение с проплывающими туристами поневоле выглядит нехорошей странностью. Положим – если снова вернуться к окрестностям объекта, – и мирные туристы, угоразди их напороться на пьяный или обкуренный караул, рискуют набрать полное лукошко неприятностей. Но эта троица не выглядела ни пьяной, ни обкуренной. Она