Стихотворения. Николай Некрасов

отстранено от сознания ямщика. Голос человека из народа предоставлен самому себе, голос автора – тоже. Но по мере того как в народной жизни открывается поэту высокое нравственное содержание – истина, добро и красота, – преодолевается лирическая разобщенность, торжествует поэтическое „многоголосье“. Прислушаемся, как звучат те же голоса в стихотворении „Школьник“, завершающем раздел:

      – Ну, пошел же, ради Бога!

      Небо, ельник и песок —

      Невеселая дорога…

      Эй! садись ко мне, дружок!

      Чьи мы слышим слова? Русского дворянина, едущего по невеселому нашему проселку, или ямщика-крестьянина, понукающего усталых лошадей? По-видимому, и того и другого, два эти „голоса“ слились в один:

      Знаю: батька на сынишку

      Издержал последний грош.

      Так мог бы сказать об отце школьника его деревенский сосед. Но говорит-то здесь Некрасов: народные интонации, сам речевой склад народного языка принял он в свою душу.

      В речи о Пушкине Достоевский говорил о „всемирной отзывчивости“ русского национального поэта, умевшего чувствовать чужое как свое, проникаться духом иных национальных культур. Некрасов многое от Пушкина унаследовал. Муза его удивительно прислушлива к народному миропониманию, к разным, подчас очень далеким от поэта характерам людей. Это качество некрасовского таланта проявилось не только в лирике, но и в поэмах из народной жизни, а в некрасоведении получило название „поэтического многоголосья“. Именно благодаря этой отзывчивости Некрасову удалось схватить в емком поэтическом обобщении всю глубину и многосложность народного характера, всю амплитуду его колебаний, весь его широкий размах. На почве крестьянской жизни Некрасов совершил художественное открытие, которое на материале жизни и судьбы своих интеллектуальных героев осуществил Достоевский. Таков, например, ревниво любимый Достоевским некрасовский „Влас“, глубокое общенациональное содержание которого блестяще раскрыл недавно современный знаток поэзии Некрасова Н. Н. Скатов:

      „Кажется, всем складом своей психики и – соответственно – своими стихами Некрасов в концентрированном виде выразил одну примечательную особенность общенациональной психики, как она сказалась, в частности, и в русской буржуазности, точнее, в отступлениях от нее, как она рассыпалась и проявилась в разных, часто далеких по месту и времени ее типах.

      В пьесе Островского богатый купец, ругатель и хам – Дикой рассказывает, как он изругал бедного мужичонку: „Так изругал, что лучше требовать нельзя! Чуть не прибил. Вот оно какое сердце у меня“. А после? „После прощения просил, в ноги кланялся. Вот до чего меня сердце доводит: тут на дворе в грязи ему и кланялся, при всех ему кланялся“.

      Нечто подобное через много лет, когда русский капитал развернется во всей красе, Некрасов опишет в „Современниках“: грабитель и вор, пьяный Зацепин посреди пира истерически разрыдается:

      Я – вор, я – рыцарь шайки той

      Из