Украденный голос. Гиляровский и Шаляпин. Андрей Добров

будто сжаты в кулак. Было там еще что-то, но тут по лестнице забухали сапоги Рудникова. Я быстро вынул свой чистый носовой платок и, обернув картонку, сунул ее в карман пальто.

      Занавеска отлетела в сторону, и в каморку вошел городовой, из-за спины которого робко выглядывал Блоха. Стало совсем тесно.

      Рудников был почти с меня ростом и так толст, что форменная шинель едва сходилась на его животе, только слегка стянутом ремнем, – казалось, что пуговицы готовы шрапнелью отлететь в стороны. Пышные пшеничные усы висели концами вниз, а фуражка висела на затылке.

      –  Опять вы, господин хороший, по моему участку шляетесь, – недовольно проворчал Рудников. – Вас убьют, а мне отвечать.

      –  Никто меня не убьет, – заметил я небрежно. – А вот вы, господин Рудников, взгляните лучше. Тут у вас юношу зарезали.

      Городовой скосил глаза на тело и пожал мощными плечами:

      –  Почему убили? Может, сам зарезался.

      –  Ножа-то нет.

      –  Так нож свои же и стибрили! Хорошо, догола не раздели!

      Рудникову явно не хотелось отрываться от своего всегдашнего времяпровождения – лежания на диване с бутылкой наливки. Но и проигнорировать преступление он не мог – в моем лице пресса уже прибыла, и потому просто не заметить убийство, как он обычно и делал, уже не получалось.

      –  Хорошо, – кивнул я, – но взгляните-ка на шею покойного.

      –  Что там?

      –  Похоже, что кто-то перед смертью вырезал ему голосовые связки.

      –  Да? – мрачно спросил Рудников и с кряхтеньем наклонился. Посмотрев минуту, он вернулся к своему привычному положению и спросил:

      –  Ну и что?

      –  Как ну и что? – воскликнул Шаляпин. – Ребенка, еще живого, изуродовали, а ему – ну и что!

      –  Это кто таков? – нахмурился Рудников. Он не привык, чтобы хитрованская голытьба дерзила всемогущему представителю закона. Я предостерегающе схватил Шаляпина за плечо.

      –  Это – кто надо, – сказал я дерзко Рудникову. – Знакомый генерал-губернатора.

      –  Да? – недоверчиво пророкотал городовой. – А чей-то он так одет?

      –  Для маскировки, – ответил я.

      –  Для чего?

      –  Ну чтобы ему в соболиной шубе по Хитровке не ходить. Понятно, господин городовой?

      Это городовому было понятно. Он знал, что я иногда привожу на Хитровский рынок своих приятелей из артистической среды. Были среди них и люди довольно известные. Так что Рудников осадил назад.

      –  Ну и что? – спросил он меня уже спокойнее. – Горло перехватили, а потом в сердце пырнули. С кем не бывает?

      –  Вот, – ответил я. – В том-то и дело, что горло ему не перерезали. Это – результат медицинской операции. Смотрите – вот швы. Мальчика с Хитровки увели и вырезали ему связки. А потом он, вероятно, сбежал. Но мучители вернулись за мальчиком и убили его, чтобы он никого не выдал.

      –  Так как он мог выдать – без горла-то? – возразил Рудников.

      В запале я уже хотел было вытащить из кармана картонку с рисунками, но почему-то не стал этого делать.

      –  Не знаю, –