Другая реальность. Татьяна Дмитриева

блюд без куска мяса и стакана столового вина. А уж пить грузинский чай он считал ниже своего достоинства.

      Поскольку ничего из перечисленного в продаже не было, мать носилась, как угорелая, чтобы достать еду втридорога, и набирала как можно больше часов, чтобы на нее заработать. В свободное от работы и беготни по магазинам время она все время что-то делала: мыла, стирала, шила, готовилась к лекциям, занималась с дочкой, причем чаще всего все делалось одновременно. Покрутит ручку швейной машины, вспомнит, что на кухне кипит борщ, вернется с кухни, полчаса попишет что-то, встанет, возьмет книгу, с открытой книгой, не отрываясь, пройдет на кухню, потом снова за швейную машинку. Лично меня охватывала паника при виде ее бесконечной загруженности, но она, видимо, привыкла к ней и не замечала, что практически перестала существовать как самостоятельная единица, только, как член семьи, сотрудник, снабженец и уборщица. Так к ней все и относились – как к младшему обслуживающему персоналу.

      Внешне семья выглядела вполне гармоничной, но эта гармония была кажущейся. В доме шла настоящая холодная война. Самым большим злодеем в семье выглядел отец, он почти не отдавал денег на содержание семьи (точнее, отдавал часть на себя и дочку), а остальное либо пропивал (пьяным я его никогда не видела), либо отдавал родителям, которые жили отдельно. Родителей жены он принципиально не хотел содержать, считая, что его родители заслуживают этого не меньше. К тому же мамин отец, занимавший когда-то высокую должность, получал солидную пенсию, которую складывал на книжку, уверенный в том, что их должна содержать дочь, не имея ни малейшего представления, во что ей это обходится. Бедная дочь свято выполняла свой долг, балуя стариков и детей абсолютно бездумно, не замечая ни грубости сына, ни его безделья, выдавая ему не только на транспорт и сигареты, но, иной раз, и на бутылку вина. На бабушку Семен постоянно покрикивал, а когда я делала ему замечания, посмеивался, что она его так любит, что никогда не обижается. Постоянная опека бабушки и слепая материнская любовь сделали его законченным эгоистом. В доме его волновало одно: у него не было отдельной комнаты, и он писал по ночам, закрывшись в ванной.