«Волкодав» из будущего. Юрий Корчевский

выпили.

      – Крепкая! – Лукерья закашлялась.

      – Как мальчонку зовут?

      – Мишенька! – … Боже, передо мной стоял мой будущий отец!

      Мое сердце забилось сильнее от нахлынувших воспоминаний. Вот я сижу на Первомайской демонстрации на крепких плечах отца, вот я без страха прыгаю с его сомкнутых рук в глубину озера, а когда выныриваю – вижу, как весело смеется отец, и капельки воды на его лице искрятся в солнечных лучах… Как же давно это было! И как же не скоро это еще будет!

      – Иди сюда, Мишка! – Я достал из бумажного пакета кусок сахара и протянул его мальчонке. Тот радостно схватил лакомство и – в рот. Чокнуться можно! Даю сахар пацаненку, а он будет моим отцом. Бредни шизофреника!

      Я начал собираться.

      – Сережа, может, вам переночевать негде? Оставайтесь!

      – Не могу, родные ждут, – соврал я.

      На улице уже смеркалось. Я простился с Лукерьей, наклонившись, пожал ручонку малышу и выскочил за ворота. Чувствовал – уходить быстрее надо, иначе не выдержу и расплачусь. Это я-то, разведчик, видевший немало смертей за эти месяцы войны, терявший своих товарищей и сам убивавший врагов. Я думал, что заматерел, зачерствел душою, а оказалось – нет.

      Ноги сами несли меня к вокзалу. Моего дома еще не было, а бродить в потемках не хотелось.

      На путях стоял воинский эшелон. В голове состава пыхтел паровоз. До прихода пассажирского поезда ждать было долго, и я решил попробовать уехать. Прошел к головному вагону. Подошел к часовому, переминавшемуся с ноги на ногу.

      – Браток, позови кого-нибудь из начальства.

      – Не положено, отойди!

      Я уж хотел идти дальше, как из приоткрытой двери грузового вагона выглянул военный в фуражке – явно не по сезону.

      – Клеменищев, чего там?

      – Вот – начальство видеть хотят. Я ему – отойди, не положено, а он…

      Военный спрыгнул с подножки вагона.

      – Чего хотел, земляк?

      – До Москвы с вами добраться.

      – Документы есть?

      Я достал из кармана служебное удостоверение и справку о ранении. Военный зажег фонарик, вчитался.

      – Так ты что, из госпиталя?

      – Верно.

      Военный вернул мне документы.

      – Не положено, конечно, да ладно – полезай в вагон.

      Дважды повторять мне не надо было – я быстро забрался в вагон. Внутри топилась буржуйка, но было едва теплее, чем на улице. На двухэтажных нарах лежали солдаты, кутаясь в шинели.

      – Ложись, где свободно.

      Место нашлось только у стенки, а она от дыхания многих людей заиндевела.

      Я долго крутился, но сон не шел. Чтобы хоть как-то скоротать время, я слез с нар и подсел на корточках к буржуйке.

      Наконец состав дернулся, паровоз дал гудок, снова толчок, и мимо нас медленно поплыли станционные постройки. Я смотрел в полуоткрытую дверь теплушки. Остался позади хмурый дежурный по вокзалу в красной фуражке, очередь людей с банками, толпившихся у крана в нише стены, с табличкой над ним «Кипяток», суета красноармейцев у дверей коменданта в торце здания вокзала…

      Прощай,