Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники. Александр Коротич

кто в чаду заводском угорел, кто на пьяный нож напоролся, кто просто изработался. Да и высшее сословие от судьбы не убереглось: невьянского управляющего Казакова камнями бунтари забили за то, что хлебом их гнилым накормил, а немца Карла Карловича Штоффе за то, что немец.

      А тот, кто на Урал промышлять явился, от заводов подальше держался. Само собой, им таватуйские берега приглянулись. Сюда шум да дым заводской не долетал, зверь-птица не пуганы, рыбы вдоволь – что б не жить? Вот так однажды вечером увидели унхи, как на другом берегу костры заморгали. Тарым.

      Сперва промысловые люди дико селились, да нельзя оказалось: по государственным бумагам тавтуйские-то земли во владении невьянского завода числились. Тогда семья Василия Михайловича Рукавишникова и ещё три семьи явились с челобитной в заводскую контору, чтобы разрешили им построить дома при озере. Заводскому начальству для отказа причин нет, а выгоду для завода получить хочется. Отписали про это в Верхотурье. Там думали-думали и придумали: пускай, мол, тавтуйские поселенцы для железоделательных печей лес да уголь заготавливают. Работа опасная, вонючая, грязная, а уголь для завода, что руда, без него железо не вытопишь.

      Куда деваться? Уголь так уголь. И стал тогда Василий Рукавишников первым таватуйским углежогом. Делали так: валили лес за горой, собирали большими кучами, каждую кучу землёй накрывали, а уж потом поджигали. Дерево под землёй скоро гореть не может, шает потихоньку – вот тогда-то правильный уголь и получается. А углежог по куче ходит, за огнём следит, где дырку проковыряет, чтобы тяга была, где землёй присыплет, чтобы пожара не было. Чем дольше горит, тем страшнее по куче скакать. Бывало, прогорит под ногой куча, осядет земля, а с нею и углежог в пекло уйдёт. Четыре века таватуйские уголь жгли, сколько их в том угле испеклось – кто считал?

      Видели унхи, как на другом берегу стоят, упёршись в небо, дымные столбы, и дивились этому. Настоящему охотнику дым – первый враг. Его и видно издалека, да и зверь его за версту чует. Непонятно унхам.

      Решили они спросить у Гора-Рыбы про дым этот. Но ничего Рыба им не ответила. Тёмной ночью, тихо подплыла она к восточному берегу вплотную и услышала разговор двух людей, которые при лучине из сетей улов доставали. Речь их Рыбе показалась поначалу непонятной, совсем на говор унхов не похожей. Но не зря она столько веков тайные знания питала, чтобы человечьи слова и мысли не различить.

      Говорит первый:

      «Слыхал, Егорка, что дикари на том берегу большой Рыбе молятся? Вроде как живёт она в этом озере. То островом притворится. То отмелью…»

      Смеётся другой: «Ты, Антип, нашему Господу молись да кайся, как люди. А дикари, они на то и дикари, чтобы рыбам да зверям молиться, а не Отцу нашему всемогущему!»

      Вдруг заметили они, как лучина вспыхнула вдесятеро против обыкновенного. Светло и жарко стало. Глянули рыбаки перед собой, а там где озеро было – остров стоит. Да не просто остров,