ЯТ. Сергей Трищенко

не мог определиться, куда перейти. Так часто случается в любом переходном возрасте. А их за всю жизнь у человека бывает несколько – кому сколько повезёт. Или не повезёт – смотря как относиться к своим переходным возрастам.

      – Понимаешь, я сам не знаю, чего хочу, – проникновенно-исповедальным тоном говорил он. – Что-то бродит во мне, куда-то тянет, а не пойму – куда.

      – Скорее всего, в разные стороны, – заметил я. – Если бы тянуло в одну, ты бы туда и двинулся.

      – Может быть, – согласился он. – Но я буквально не нахожу места…

      – А переносно?

      – Переносно я уже нашёл, – ощетинился он. Точь-в-точь ёжик на пенсии. Ещё колючий, но уже брюзжащий.

      – Да-да, – пробормотал я, – непризнанный гений.

      – Мои стихи печатались!..

      – На машинке, левой рукой. Правая при сём не присутствовала, ничего не знала и ни о чём не догадывалась.

      – Замолчи!

      Я замолчал и долго смотрел на него, бледного, взъерошенного, словно свежеоблитого цыплёнка, пытающегося поскорее высохнуть и изо всех сил топорщащего крылышки.

      Так мы общались вчера. А сегодня он не пришёл. Обиделся? На него не похоже, раньше я позволял себе и не такое. Но мало ли… И я пошёл к нему сам: если гора не идёт к Магомету… Тут, правда, случай почти обратный – и всё же я пошёл.

      Том сидел кислый-кислый, как свежеразрезанный лимон. Взгляд на него хотелось сразу запить сладким чаем и заесть свежей конфетой. Желательно, шоколадной.

      – Том, ты чего? – начал я.

      – Чаю хочешь? – вяло спросил он.

      – С лимоном, – утвердительно сказал я.

      – Лимона нет, – грустно ответил Том.

      – Как нет? А ты? Ты ещё кислее, даром что не жёлтый.

      – Что я, китаец? – криво усмехнулся он.

      – А чай? – поинтересовался я.

      – Чай, да. Китайский.

      – Тaды наливай, – сказал я, – а что случилось?

      – Я потерял его, – уныло ответил Том, наливая чай в тоненькие фарфоровые чашечки. Нарисованный на стенке чашки китаец, почувствовав тепло, заёрзал, задвигался, подмигнул и поднёс ко рту маленькую чашечку, расписанную традиционными драконами.

      – Кого? – спросил я, наблюдая за действиями китайца. Когда чай будет выпит и чашка начнёт остывать, он прекратит пить, удовлетворённо выдохнет и опять застынет в умиротворённой позе.

      Нравятся мне термочувствительные рисунки. Они пробуждают ностальгию по детству, с его непосредственным восприятием мультфильмов. Жаль, что такие чашки перестали выпускать.

      – Смысл жизни, – гробовым голосом ответствовал Том.

      – А он у тебя был? – пытался шутить я, не думая и не предполагая, что на самом деле случилось то, что и должно было случиться.

      Нет, я подумать не мог, что Тома коснётся такое: он казался мне очень целенаправленным и целеустремлённым. Он всегда знал, чего хочет в каждый момент времени и кем хочет стать. Или быть? Или быть, кем хочет стать? Или стать, кем хочет стать? А чего хочет сама стать?

      Но