Дорога цвета собаки. Наталья Гвелесиани

шло своим чередом. Ровно в десять молодые повесы выстрелили шампанским, в двенадцать громыхнули жестяными кружками с пивом, а в два – затопали каблучищами по паркету. В три тридцать, как обычно, раздался звук лопнувшей струны, и далее играли на стульях… Из окошка то и дело высовывалась девица – на долю секунды, чтобы не приметили и не вменили нарушения Границы между Ночью и Днём. Однако было замечено, что девица всякий раз другая… В пять вывалилось первое стекло из рамы, да так аккуратно, что осталось целым, а образовавшиеся по краям зубчики показались такими затейливыми, что поутру стекольщики не стали ничего обтачивать: так и загнали обратно в раму. Но стекло-то снёс не кто иной, как королевский шут Нор. Уж его-то она, государева птичница, узрела с расстояния вытянутой руки, только разве Государь усомнится в любимце? А если и усомнится, то в очередной раз размякнет от его небылиц. Шут в королевстве – персона неприкосновенная. В вертепе он пребывал ночью инкогнито.

      Молодые повесы почему-то не стали выбивать второе окно. В разбитое же, через приоткрытые на четверть ставни, что само по себе противозаконно, повылетели пустые бутылки, наполненные сигаретным дымом. Зато к шести воцарилась ангельская тишина, будто дебоширы способны были уснуть. А ровно в шесть, когда взлетают вверх шторы и начинается день, никто из повес не вышел наружу. Все ставни в вертепе были сомкнуты.

      Самое же удивительное выяснилось позже. На улицы Скира вышли только дворники, имевшие привычку приводить поутру в порядок мостовые на голодный и сухой желудок.

      Все остальные жители, словно позабыв о времени суток, а главное, о работе, тоже не раскрыли ставней и не подняли штор.

      Безлюдный город пребывал в абсолютном молчании.

      Когда же не смыкавшая глаз птичница открыла помещение, где ночевали внутри пространной клетки отборные королевские попугаи, то и попугаи не удостоили Суэнское солнце каким бы то ни было вниманием. Дно клетки украшала пёстрая горка из тёплых, разморённых тел с полуоткрытыми клювами…

      Сам король не проснулся сегодняшним утром. Дворец походил на вымерший улей. Тщетно носились дворники и птичница Марьяна по сонному королевству, поливая его подданных водопроводной водою: подданные отвечали на заботу таким единодушием, какого Марьяна – управительница королевского Птичьего двора – не видывала на своём веку.

      К трём часам дня от разноцветной горки на дне клетки стали медленно отделяться и подниматься к жёрдочкам, словно пузырьки в сифоне, первые птички. Они клевали носом и наотрез отказывались отвечать на вопросы Марьяны.

      Одновременно в разных частях города стали поскрипывать ставни, и на улицах появились люди, среди которых нашлись служащие полиции и департамента внутренних дел. Экстренное следствие установило, что в городской водопровод был подмешан шнапс с сонным зельем. И то, и другое молодые бедокуры обнаружили в подвале вертепа, после чего тайно проникли к центральной трубе, и предрассветный стакан воды, с принятия которого