Кащеево царство. Вадим Волобуев

страх и тебя гложет? Боишься Христа-то?

      Голос издал какой-то звук, похожий на смешок.

      – Как ты думаешь, кто я?

      – Известно кто – Нум-Торум, здешний Господь. А вернее будет сказать, бес.

      – А может, я и есть Христос, только югорский?

      – Не болтай! Христа распяли за грехи наши…

      – Что с того? Распяли, а потом воскрес. И вознёсся на небо.

      Боярин засопел.

      – Ты – властелин местной погани. Мне ты не страшен. Всё равно новгородская секира сильнее ваших кудесников будет. Скоро придут сюда лесорубы и снесут ваши капища и священные рощи. Помяни моё слово…

      Голос опять насмешливо кхекнул.

      – Помяну, Завид, обязательно помяну. Но и ты его не забывай, когда люди твои отрекаться от своей веры станут.

      – Врёшь! Не бывать тому!

      – А пошто тогда оберег языческий носишь? Тянешься ты душою к нам, древним владыкам.

      – Оберег этот мать дала. Память это…

      – На память не молятся, Завид. Память лелеют. Не лукавь со мной. Ведь я и есть твой страх.

      – Ты – идолище богомерзкое, вот кто! И я плюю на тебя.

      Боярин набрал в рот слюны и харкнул. Плевок подлетел и упал ему на лицо. Звёзды мгновенно исчезли, словно кто-то дунул на свечи, и боярин погрузился во тьму. Ошеломлённо озираясь, он выпростал вверх руку, поводил ею в темноте, затем вытянул её в сторону и упёрся пальцами в тряпичную стену. Всё ясно. Он в чуме. Но откуда взялось звёздное небо?

      Завид стёр слюни со щеки, сел, потёр тяжёлую голову. Перед глазами запрыгали искорки, накатила и спала красная пелена. Он откинул полог, вдохнул морозный воздух и на четвереньках выполз наружу. По снегу метались корявые тени. Багровые отсветы ложились на утрамбованную днём поляну. Боярин помотал головой, соображая. Кругом торчали чумы, меж них теснились нарты и олени. По всему выходило, что он в новгородском стане.

      До его уха донеслись обрывки разговоров.

      – Славно горит!

      – Кто поджёг-то? Наши что ль?

      – Гадай теперь! Вроде, бьются там…

      – Да почём знаешь? Может, запалили ненароком!

      – А с чего зырянин тут голосил? Не слыхал, что ль?

      – Да он дивный. Одно слово – чудин.

      Завид Негочевич тяжело поднялся на ноги, поглядел на зарево, дрожавшее над кромкой леса. Багрово-розовый шар, не опадая, подпирал собой звёздную пропасть, словно само солнце решило выбраться из подземной реки прежде срока и рвалось вверх, выжигая себе путь в громадном плаще Этпос-ойки – владыки ночи.

      На краю стана собрались челядины и, разиня рты, наблюдали за чудесным зрелищем. Там же стоял и поп Иванко, непрерывно крестившийся и бормотавший молитву. С верхушек деревьев на людей сигали огромные тени. Боярин поднял глаза: в переплетении ветвей он увидел тёмных волосатых тварей с горящими жёлтыми глазами, раза в два больше человека, с длинными когтями и острыми, как шлемы варягов, головами. Скаля клыки, твари странно извивались, будто плясали, а зарево чертило жуткие фигуры на снегу. Завид Негочевич издал громкий рык.

      – Пошли прочь, исчадья