Дедушка Мазай и зайцы (сборник). Николай Некрасов

ж защитит тебя? Все без изъятья

      Именем страшным тебя назовут,

      Только во мне шевельнутся проклятья —

      И бесполезно замрут!..

1847

      «Я не люблю иронии твоей…»

      Я не люблю иронии твоей.

      Оставь ее отжившим и нежившим,

      А нам с тобой, так горячо любившим,

      Еще остаток чувства сохранившим, —

      Нам рано предаваться ей!

      Пока еще застенчиво и нежно

      Свидание продлить желаешь ты,

      Пока еще кипят во мне мятежно

      Ревнивые тревоги и мечты —

      Не торопи развязки неизбежной!

      И без того она недалека:

      Кипим сильней, последней жаждой полны,

      Но в сердце тайный холод и тоска…

      Так осенью бурливее река,

      Но холодней бушующие волны…

1850

      «Мы с тобой бестолковые люди…»

      Мы с тобой бестолковые люди:

      Что минута, то вспышка готова!

      Облегченье взволнованной груди,

      Неразумное, резкое слово.

      Говори же, когда ты сердита,

      Все, что душу волнует и мучит!

      Будем, друг мой, сердиться открыто:

      Легче мир – и скорее наскучит.

      Если проза в любви неизбежна,

      Так возьмем и с нее долю счастья:

      После ссоры так полно, так нежно

      Возвращенье любви и участья…

1851

      Муза

      Нет, Музы ласково поющей и прекрасной

      Не помню над собой я песни сладкогласной!

      В небесной красоте, неслышимо, как дух,

      Слетая с высоты, младенческий мой слух

      Она гармонии волшебной не учила,

      В пеленках у меня свирели не забыла,

      Среди забав моих и отроческих дум

      Мечтой неясною не волновала ум

      И не явилась вдруг восторженному взору

      Подругой любящей в блаженную ту пору,

      Когда томительно волнуют нашу кровь

      Неразделимые и Муза и Любовь…

      Но рано надо мной отяготели узы

      Другой, неласковой и нелюбимой Музы,

      Печальной спутницы печальных бедняков,

      Рожденных для труда, страданья и оков, —

      Той Музы плачущей, скорбящей и болящей,

      Всечасно жаждущей, униженно просящей,

      Которой золото – единственный кумир…

      В усладу нового пришельца в Божий мир,

      В убогой хижине, пред дымною лучиной,

      Согбенная трудом, убитая кручиной,

      Она певала мне – и полон был тоской

      И вечной жалобой напев ее простой.

      Случалось, не стерпев томительного горя,

      Вдруг плакала она, моим рыданьям вторя,

      Или тревожила младенческий мой сон

      Разгульной песнею… Но тот же скорбный стон

      Еще пронзительней звучал в разгуле шумном,

      Все слышалося в нем в смешении безумном:

      Расчеты мелочной и грязной суеты,

      И юношеских лет прекрасные мечты,

      Погибшая любовь, подавленные слезы,

      Проклятья, жалобы, бессильные угрозы.

      В порыве ярости, с неправдою людской

      Безумная