Красный властелин. Сергей Шкенёв

слепой, – бросил Матвей.

      Действительно, пляшущую за мерцающей синим светом завесой фигурку не смог бы разглядеть только безглазый степной кошкокрот, но откуда ему тут взяться? Отсиживается в своей норе за сотни вёрст отсюда и не забивает себе голову проблемами каких-то там людишек. Шаман за завесой, кстати, немного похож на кошкокрота, только очень грязного.

      – Ерёма, сможешь что-нибудь сделать? – в голосе Барабаша звучала странная надежда.

      – Я же не колдун, – ответил Еремей.

      – Жалко…

      Профессору тоже было жалко – проклятое свечение начиналось за сотню шагов от бьющего в бубен глорхийца и не пропускало ничего и никого. Сунувшийся десятник отделался лёгким испугом и торчащими дыбом волосами, щёлкающей синими искрами кольчугой да мучительной икотой, не прекращающейся довольно длительное время. А попасть туда, в освещённый круг, очень нужно – если обвешанный амулетами шут успеет закончить обряд, то полог невидимости закроет деревню, и тогда… И тогда они останутся без оружия и жратвы за многие переходы от линии фронта. Плохо, это будет больше чем плохо.

      – А если… – Еремей посмотрел на командира.

      – Дурак? – Барабаш машинально схватился за карман, где лежал последний шарик с гремучим студнем. – Тебя хоть чему-то учили в твоём чокнутом Университете? На народные деньги, между прочим.

      Баргузин не стал оправдываться и объяснять, что Университет содержится на личные средства Владыки. Также не решился спрашивать о том, какая связь должна быть между учёбой и гранатой. Наверное, какая-то есть. А вот мысль в голове после слов появилась настырная, хоть и бредовая.

      Вот она вроде бы хвостик показала. Нет, вильнула, зараза, тем местом, откуда хвостик растёт, и убежала. Не совсем убежала – мелькает где-то на краю сознания, дразнится, чуть ли не язык показывает. У мыслей есть язык? Вроде бы нет, но всё равно показывает.

      О чём это старший десятник говорил? Точно, об учёбе!

      – Командир, – Еремей смущённо кашлянул и замолчал.

      – Отставить чинопочитание!

      – А?

      – По имени обращайся.

      Столь грубое попрание воинской дисциплины, да ещё со стороны человека, который сам же её и вдалбливал, подействовало на бывшего профессора ошеломляюще. Он захлопал блеснувшими в свете завесы глазами, но всё же пересилил себя:

      – Матвей… хм… тут такое дело.

      – Да?

      – Когда я ещё сам учился… Ну ты понимаешь?

      – Что не сразу профессором родился? Конечно, понимаю.

      – Извини, это присказка. Привычка с лекций.

      – Понятно.

      – Так вот, Матвей, – Баргузин испугался собственной смелости, но, заметив поощрительный кивок старшего десятника, продолжил: – Когда я был студентом, то мне как-то попалась забавная рукопись. Она лежала в библиотеке на полке исторических курьёзов, но… Ну ты понимаешь?

      Барабаш промолчал.

      – Ну, я и прочитал, – вздохнул Еремей. – Там как раз про подобное.

      – А говоришь, не учили!

      – Не про то говорю. В том свитке