Один из леса. Андрей Левицкий

теперь решил ею воспользоваться. Разделся, в одних штанах прошел туда, по дороге сняв с крюка, вбитого в столб, тускло горевшую газовую лампу. Наскоро помывшись, вернулся к себе. Хорошо, что шкуры на кровати чистые и, кажется, без блох. Поставив лампу на пол, я положил «махновку» у края койки и с наслаждением вытянулся на ней. Увидел, что не навесил замок на кольцо молнии, закрывающей входной клапан, понял, что встать и сделать это нет уже никаких сил…

      Брезент шевельнулся, застежка тихо звякнула. Ствол ТОЗа уставился в лицо вошедшему.

      То есть вошедшей.

      – Хочешь застрелить девушку? – спросила она.

      Поспал, называется. Я тихо вздохнул. С другой стороны, даже удачно, мне ведь кое-что пришло в голову по дороге от стоянки бандитов, и девчонка нужна для воплощения плана.

      – Стрелять не буду, но могу поцеловать, – сказал я.

      Ксюха пошла к кровати. На ней была только мужская рубашка, застегнутая на две нижнюю пуговицу, и больше ничего. Ствол ружья все еще смотрел на гостью. Она приближалась медленно, глядя мне в лицо, пока металл не коснулся нижней части живота, скрытого рубашкой. Словно не заметив этого, Ксюха спросила:

      – Где ты был?

      – Дышал воздухом.

      Я слегка опустил оружие, подцепил край рубашки и медленно повел стволом вверх, задирая ее. С протяжным вздохом Ксюха отстранила ружье, встала коленями на край кровати, затем качнулась вперед – и мягко упала на меня, прижавшись всем телом.

* * *

      Она тихо сопела мне в ухо, устроившись у стены, на боку, закинув на меня согнутую ногу и обняв, щекой на моем плече. Лампа погасла, но сквозь щели в деревянной стене проникал тусклый утренний свет.

      – Почти утро, – сказал я. – Так и не поспал.

      – Жалеешь? – спросила она. – Хотел бы сейчас быть один?

      – Не жалею. Но спать-то все равно хочется.

      – С утра в Шатре никого. У меня дела по хозяйству, а ты до двенадцати можешь не вставать. Или дольше.

      – Не могу, у меня тоже дела.

      – Чем ты занимаешься? Охотишься… а еще что?

      – Да ничего, – пожал я плечами. – Просто охотимся.

      – Охотимся? Так ты не один?

      Я пояснил нехотя:

      – Напарник у меня есть, Михаил. Он… в другом месте сейчас.

      Ксюха погладила меня по груди, ноготком коснулась впадины мод моим горлом и задумчиво проговорила:

      – Я видела, как ты дрался. С Кирпичом, потом с Борзым. Ты совсем не боялся. У тебя глаза такие были… как будто равнодушные. Тут частые драки, я же вижу: у мужиков в глазах всегда или злоба, или страх, а обычно и то, и другое. А у тебя не было. Ты что, вообще не боишься?

      Глядя в скошенный брезентовый потолок, я сказал:

      – Отбоялся уже.

      – В смысле?

      – Я должен был умереть давно. Можно сказать, что умер. Чего мне теперь бояться?

      Она уставилась на меня, приподняв голову.

      – Как это – умер? Во время Пандемии?

      – Немного позже. Да неважно, забудь.

      – Нет, важно. Расскажи.

      – Тут