Бабушка – фрилансер. Татьяна Дмитриева

актически не писала прозу. Изредка, когда эмоции переполняли и не находили выхода, откуда-то всплывали стихи, но жизнь так интересна и разнообразна, что на многое не хватает времени. В последнее время судьба стала подавать мне знаки, намекая, что я занимаюсь не совсем тем, чем мне положено. Иногда знаки вполне дружелюбные, а иногда – довольно жесткие.

      Те, кто читал мои предыдущие романы, заметили, что есть прямая связь между состоянием моих конечностей и моей творческой плодовитостью. Я и писать-то всерьез стала после того, как сломала ногу, неудачно приземлившись после парашютного прыжка. И вот – несколько лет простоя, бытовая круговерть, и легкий намек – ушиб ребер. Вещь болезненная, неприятная, но постепенно проходящая без хирургического вмешательства. А потому знак, на который я почти не обратила внимания.

      Через полгода после этого судьба ткнула меня носом уже сильнее – перелом руки, страшный, болезненный, такой, что даже на компьютере работать трудно. Сейчас, когда все почти позади, я снова могу стучать по клавишам, не корчась от боли, и спокойно сопоставлять факты. Факт первый. Сосчитала свои переломы. Шесть переломов – шесть романов. Рука – седьмой перелом. Следовательно, нужен седьмой роман.

      Факт второй: несмотря на возраст у меня нет остеопороза, то есть кальция вполне хватает, чтобы кости были целы. Значит, у моих травм есть другие причины, более глубинные. Знакомая, узнав, что я опять в гипсе, спросила:

      – Может, у тебя проблемы с кальцием?

      – У меня нет проблем с кальцием, у меня проблемы с тормозами.

      Одна старушка, к которой я пришла в гипсе, чтобы выдать ей пенсию, спросила меня в лоб:

      – За что это тебя так Бог наказывает? Чем нагрешила?

      Я опешила. Конечно, я не отрицаю законов кармы, но не считаю себя более грешной, чем те, кто всю жизнь злобствует, а кости – целы. Я попыталась ответить вежливо, но твердо:

      – Знаете, я не думаю, что это наказание. Бог меня любит и не наказывает, а направляет. Перед собой я ставлю не вопрос «за что», а вопрос «для чего».

      – И для чего же?

      – Я догадываюсь, но это уже наше с ним дело, не могу обсуждать, хотя с вами бы я с удовольствием поболтала. Но извините, меня ждут другие пенсионеры.

      И третий факт, тоже из области нашей взаимной любви с высшими силами. Сразу после травмы события начали складываться в мою пользу, хотя с утра денек не задался, как, впрочем, и лето в целом. Русская Прибалтика никогда особо жарким летом не отличалась, но в этом году полностью подтверждала свое звание мочевого пузыря России. Дождь лил ежедневно, по улицам текли потоки воды, а во дворах грязь просто чавкала под ногами.

      Была дождливая пятница, денек, особенно сложный для работников почты, где я обычно подрабатываю летом на время отпусков почтальонов. Их всего шесть, поэтому мой рабочий период длится полгода. Итак, по пятницам нам приходится разносить почти все недельные газеты, которые все еще выписывают в провинции пожилые люди. У них нет компьютеров и сил, чтобы дойти до газетного киоска, которых в нашем курортном городке всего три. С работой у нас тоже очень сложно, поэтому молодежь старается уехать в крупные города, чтобы сделать карьеру, а сюда съезжаются такие же пенсионеры, как я, которые считают, что вполне заслужили пожить на старости лет у моря. По пятницам мы кроме корреспонденции разносим пенсии за два дня. То есть я бежала по чавкающей под ногами грязи с неподъемной сумкой на колесиках и с сумочкой через плечо, набитой деньгами.

      Передвигаюсь я очень быстро, почти бегаю: во-первых, привычка такая, а во-вторых, участок большой, и прогулочным шагом просто ничего не успеешь. И все-таки на грязной тропинке стоило сбавить обороты. Все произошло мгновенно: поскользнулась, стала падать на спину, подставила руку, а когда затормозила, рука уже болталась, согнутая «в типичном месте». Ложный сустав и мгновенно распухавшая конечность не оставляли сомнения – перелом, причем паршивый, со смещением.

      Первая мысль: срочно снять часы, ремешок уже начинал впиваться. Я сделала это, прижала руку к груди, подняла сумку и пошла обратно на почту. Везение первое: я не успела отойти далеко и смогла вернуться до того, как боль стала почти нестерпимой, то есть такой, когда перед глазами плывет комната, тело пытается сползти со стула, а пот застилает глаза. Если бы я ушла дальше, и у меня не было бы сил вернуться, что было бы с валяющейся в грязи, «набитой деньгами» пожилой женщиной?

      Везение второе. Мне вызвали скорую, и она приехала. Быстро. А могло быть и иначе. Когда наша скорая занята, машину присылают из Калининграда, до которого от нас около сорока километров. Еще немного, и я начала бы паниковать. Вообще у нас с медициной не очень, врачей не хватает, а о хирургах вообще я хороших отзывов не слышала, хотя лично мне местный хирург однажды помог. Гладя на свою руку, которая в месте перелома напоминала распухшую культю, у меня уже начали появляться нехорошие ассоциации, но я себе пыталась внушать: спокойно, мы еще поборемся за руку, мы так просто не сдадимся. И, мысленно говоря «мы», я не возвеличивала себя, а имела в виду всех своих небесных покровителей, которые