Манечка, или Не спешите похудеть (сборник). Ариадна Борисова

удивилась: как могли они померещиться ей «провалами»? Да и виноград не напоминают нисколько. Красивые «индийские» глаза. Да… Анупама. Волнистая прядь снова прикрыла ухо. Вернее, то, что вместо него осталось.

      – К сентябрю строители сдали объект, отправились в Якутск, и я с Павлом. Сходили в университет ради интереса. Гляжу: кабинет приемной комиссии работает, дверь распахнута. Девушка за столом заполняет какие-то листы, табличка впереди с именем: Софья Семенова.

      – Вот вы где меня видели! – воскликнула Соня. – А я… у меня на лица память не очень…

      – Вы на входящих и не смотрели. Некогда, бумаг куча. Я постояла, полюбовалась. Какая, думаю, девушка красивая и умная! На вас была модная зеленая кофточка, помните? Честно скажу: в тот миг возникла в моей голове мысль бросить Павла, спросить у Софьи Семеновой, есть ли еще надежда поступить хоть на подготовительное отделение, хоть куда… Вы своим строгим видом словно предостерегали меня от чего-то. Но тут Павел за руку взял – пойдем.

      Она вытряхнула из пачки новую сигарету, закурила.

      – В Усть-Илиме стройка была большая. Выдали нам комнату в общежитии. Я там же уборщицей устроилась, к Новому году кой-каким хозяйством обзавелись. Счастливы были… Слышу однажды – бабы в общей кухне обо мне судачат. Кто-то из них Павла жалел: мол, мужик-красавец голытьбу подобрал, чукчу без приданого. Машка эта, видать, и говорить-то по-русски не умеет… Я нарочно перед дверью тапочками пошаркала, бабы заткнулись. Стоим, молчим, все своим обедом заняты. Я борщ сварила, принесла в комнату и давай плакать. Потом села маме письмо писать, а написала стихи. Павел пришел, спрашивает: «Чего грустная?» Нашел листок на столе и все у меня выспросил. «Дурочка, – говорит, – на фиг мне твое приданое, раздетая ты интереснее выглядишь!» Смеялся…

      Соня забыла о лечении духовных недугов и отпущении грехов. Время потеряло отчетливость, секунды задумчиво перетекали из одной в другую. Соне было интересно переживать моменты чужой жизни, в которых, как выяснилось, и она, совершенно о том не подозревая, сыграла маленькую роль… Ах, вот почему близкие несли ей свои исповеди… Она просто умела слушать.

      – А прочитайте мне эти стихи… Если можно.

      – Да какие стихи! Ерунда.

      Сказали – приданого нет…

      А этот бесконечный свет

      в придачу к звездам и луне,

      любовь моя – приснились мне?

      Ну разве не богат мой дом:

      хрусталь – сосульки за окном,

      чиста, как зеркало, река,

      как наволочки – облака,

      на ветках – иней кружевной,

      и солнца золото со мной —

      его тут через край с утра,

      как вечерами – серебра…

      Не моль и плесень в сундуках,

      а целый мир в моих руках,

      и знает пусть народ окрест,

      что я богаче всех невест!

      – Неплохо, – сдержанно похвалила Соня.

      – Спасибо. – Она смутилась, польщенная. – Так и жили. Придет Павел с работы, а я ему – борщ