Время красного дракона. Владилен Машковцев

и Соронину надо выполнять план, разнарядку по разоблачению врагов народа. Хватают они и металлургов, и строителей. Но там тяжело: Завенягин и Валериус свои кадры обороняют. А спецпереселенцы и мои зэки беззащитны. Вот и раскрывают чекисты «заговоры» то в спецпоселках, то в казачьей станице, то у меня в колонии. Приходится молчать, хотя и дураку видно, что все контрреволюционные организации – липа!

      – А может, Мишка, так лучше? Твои доходяги в любом случае обречены. Да ведь у тебя и не ангелы, а кулаки, вредители, враги народа. Своей смертью они спасут от гибели сотни невинных людей. Может быть, Придорогин и Соронин доброе дело вершат? Надо подумать, Миша.

      – Аркаша, нету у меня в концлагере вредителей. Ни одного нет! И никаких врагов народа нет. Ну, может быть, пять-шесть умных идейных противников режима: из эсеров, священнослужителей, дворян. Не больше пяти-шести человек на десять тысяч.

      – Не поверю, Миша. У тебя в колонии одних только раскулаченных семь-восемь тысяч. Все они люто ненавидят советскую власть. И мы никогда их не сломим, не перевоспитаем. Они не сдадутся. А если враг не сдается – его уничтожают!

      – Но ты сам загорал в Бутырке.

      – Я был арестован без оснований. Просидел не так уж много. У меня нет претензий к советской власти.

      – А твой батюшка, Аркаша?

      – Отца должны освободить, уверен в этом. Я написал письма… А если он там озлобился, стал врагом социализма, то я не имею права работать в органах НКВД. Уйду в грузчики или в говновозы.

      – Кому ты направил письма?

      – Молотову, Ягоде.

      – А как мама? Что пишет?

      – Горюет, болеет, зовет в гости. Выйду из больницы, возьму отпуск, поеду к ней вместе с Фросей.

      – Я тоже, Аркаша, скоро женюсь.

      – На ком?

      – У меня богатый выбор: две невесты!

      – Я их знаю?

      – Да, встречал.

      – Скажи – кто?

      – Олимпова и Лещинская.

      – Мишка, но Лещинская-то страхоморденькая. А Мариша Олимпова – чудо!

      – На ней я и женюсь!

      После ухода Гейнемана в палате появилась Партина Ухватова. В красной косынке, длинная, костлявая – выглядела она нелепо, но со значением. Настоящее имя у нее было Прасковья. Но она полагала, что с таким именем нельзя было работать в комсомольских и партийных органах. Коммунисты называли своих дочерей Октябринами, Тракторинами, Свердлинами, а сыновей – Виленами, Ленсталями, Спартаками, Кимами… Придорогин разрешил Параше сменить имя. Правда, она стремилась изменить и фамилию, стать Партиной Коммунистической. Но начальник НКВД не согласился:

      – Прояви себя сначала, Параша. Тогда дадим разрешение на фамилию Социалистическая. Хорошо будет звучать – Партина Социалистическая. А пока шлепай Партиной Ухватовой.

      Параша при знакомствах называла обычно свою будущую фамилию:

      – Партина Социалистическая!

      – Партина Свололистическая! – дразнили ее в городе.

      Порошин удивился приходу Партины. Он и видел-то ее мельком всего три-четыре раза, никогда не разговаривал с ней.

      – Здрасьте, Аркадий Ваныч.