Молчание небес. Владимир Потапов

развёл руки:

      – Увы. Хотя я тоже её поддерживаю в отношении вашего произведения.

      – А раньше, помнится, вы другого мнения были. – Кривая улыбка на лице Юрия казалась приклеенной и неестественной. – Раньше вы любовный треугольник, войну да детективное беспроигрышным считали. Я-то всегда думал, что все темы проигрышные. Если бездарным языком написаны.

      Лицо Антона Семёновича как-то разом покрылось пунцовыми пятнами. Он, стараясь не встречаться глазами с автором, прикурил от бычка новую сигарету, зачмокал, раскуривая.

      «Ишь ты… Заело его… Примитив… А ведь ты его интересным типажом считал: мужичонка такой, себе на уме, рассказики интересные пописывает, с иронией такой, скрытой народной правдой… Тихоня, с хитрецой… А он, вишь, взбрыкнулся… Меня припомнил, сучий сын… Василий Макарыч непризнанный… Примитив…»

      Вслух же произнёс:

      – Хорошо. Давайте предметно. – Нервно перебрал листки, нашёл нужное. – Вот, «Последний долг». Рассказ, так сказать… – Антон Семёнович теперь смотрел на Юрия не отрываясь, пытаясь увидеть все нюансы ответной реакции на его слова. – Герой знает, что жить ему осталось четыре месяца, и решает отдать жизненные долги: и к матери на могилку съездить, и с внучкой в зоопарк сходить, и другу триста рублей вернуть, и водочку на рыбалке попить с товарищами… И, главное, отомстить за смерть погибшего в аварии отца: виновный отделался условным сроком. То есть пять лет всё было нормально, а сейчас, перед своей смертью, захотелось…

      – Я не знаю, можно ли рак назвать «своей смертью», – угрюмо перебил его Юрий.

      – Не важно! Не о том мы сейчас! Вы посмотрите, что вы нагородили в маленькой вещице: и смерть, и долги, и детективщина… И щенок этот!.. Герой идёт на убийство – вах! Щенок, замерзающий у подъезда! Ну, как же не пригреть, да? А дальше – по накатанной: убил, вернулся и… где это у вас? Вот! – Антон Семёнович с издёвкой зачитал: «Чего ты? Кончилось всё. Иди сюда. – Он поднял щенка, сунул за пазуху. – Отогреемся сейчас. И накормлю тебя… – Он увидел размазанную на перчатке кровь. – Ничего, там рассудят… – Они вышли из подъезда на залитую солнцем улицу».

      Он замолчал в ожидании ответа. Автор тоже молчал. Смолил свою сигарету и смотрел в окно. Затем нехотя сказал:

      – Да. Вслух да из чужих уст это по-другому звучит. Напрасно я про солнце написал. У нас в марте солнца почти нет. Надо было на «рассудят» закончить… – В голосе его послышалось сожаление.

      – Да при чём здесь «солнце»?! – психанул редактор. – Вы что, и правда, не понимаете? Глупость у вас написана, глупость! Нагнетание страстей! Нервы потрепать хотели читателю, что ли? Не бывает так в жизни! И собачка у вас для антуража! Долги отдаёт, а перчатки, как опытный убивец, не снимает!..

      – Холодно было… Я ж писал об этом…

      – Да о чём вы только не написали в этом своём опусе! И жизнь у него в семье неизвестно отчего на спад пошла: сначала жена любить перестала, вернее – равнодушна к нему стала… Затем – дети… А потом и он в чувствах остыл. Понял: не изменить уже ничего. Запрятал всё в глубь души, все эмоции