Молодые львы. Ирвин Шоу

вечеринку у себя дома. – А что ты можешь сказать о моем последнем фильме?

      – Ты заворожила зрителей, – ответил Майкл. – Давай выпьем.

      Лаура взяла его за руку, потерлась щекой о плечо.

      – Ты рад, что я здесь?

      Майкл широко улыбнулся:

      – Я заворожен.

      Они рассмеялись и направились к бару сквозь толпу, образовавшуюся в центре комнаты.

      Находился бар в другой комнате, под абстрактной картиной, изображавшей женщину с тремя внушительными грудями, сидящую на параллелепипеде.

      В баре уже обосновался Уоллес Арни, поседевший, одутловатый, с чашкой в руке. Компанию ему составлял широкоплечий здоровяк в костюме из синей саржи. По загорелому, иссеченному ветром лицу здоровяка чувствовалось, что в домах он бывает редко и большую часть времени проводит на свежем воздухе. Рядом с ними пили виски две тощие, как селедки, модели.

      – Он подкатился к тебе? – услышал Майкл вопрос одной из них, когда он и Лаура подошли к бару.

      – Нет. – Вторая, с белокурыми волосами, мотнула головой.

      – Почему? – спросила первая.

      – Потому что сейчас он – йог, – ответила блондинка.

      Обе девушки одновременно заглянули в свои стаканы, потом допили то, что в них оставалось, и отбыли вместе, грациозные, как две пантеры, прогуливающиеся в джунглях.

      – Ты слышала? – спросил Майкл Лауру.

      – Да. – Она рассмеялась.

      Майкл заказал бармену два виски и улыбнулся Арни, автору «Последней весны». Арни продолжал молча сверлить их взглядом, изредка поднося чашку ко рту. Получалось у него очень элегантно, хотя рука и дрожала.

      – Если его сбивают, – говорил мужчина в костюме из синей саржи, – если его сбивают с ног, рефери должен остановить бой, чтобы избежать лишних травм.

      Арни огляделся, улыбнулся, протянул бармену чашку и блюдце:

      – Пожалуйста, еще чаю.

      Бармен наполнил чашку ржаным виски. Арни вновь огляделся, прежде чем взять чашку.

      – Привет, Уайтэкр. С Новым годом, миссис Уайтэкр. Майкл, ведь ты не скажешь Фелис, не так ли?

      – Нет, – ответил Майкл. – Не скажу.

      – Слава Богу. У Фелис несварение желудка. Она в сортире уже час. Она не разрешает мне пить даже пиво. – Драматург говорил осипшим голосом, язык у него уже заплетался от выпитого, но он продолжал жаловаться на судьбу. – Даже пиво. Можешь себе такое представить? Поэтому я ношу с собой эту чашку. С расстояния в три фута невозможно понять, что я из нее пью – чай или что-нибудь покрепче. В конце концов, – он поднес чашку ко рту, – я взрослый человек. Фелис хочет, чтобы я написал еще одну пьесу. – Тут в голосе Арни прибавилось воинственности. – Только потому, что она – жена моего продюсера, Фелис полагает себя вправе выбивать стакан из моей руки. Это унизительно. Нельзя так унижать мужчину моего возраста. – Он повернулся к здоровяку в костюме из синей саржи. – Вот мистер Парриш пьет, как рыба, и никто его не унижает. Все только говорят: «Как это трогательно: Фелис отдает себя всю без остатка этому пьянице Уоллесу Арни». Меня это не трогает. Мистер Парриш и я знаем, почему она