Танцующий на воде. Та-Нехаси Коутс

а направился в мою сторону, и раскрыл ладонь, и протянул мне бусы, и я понял: вот моя награда.

      Глава 2

      Я жаждал освободиться сколько себя помню. Стремление неоригинальное – все невольники бредят свободой. Только у меня, в отличие от остальных обреченных Локлессу, имелись шансы; или, по крайней мере, мне так казалось. Я был необычным ребенком. Речью овладел прежде, чем умением ходить, но все больше помалкивал, приглядывался да запоминал. Каж дое произнесенное при мне слово становилось не набором звуков, а визуальным образом; я воспринимал речь как очередность картинок – причем цветных, с четкими контурами и определенной фактурой. И эти картинки западали мне в память. Таков был мой дар – воспроизводить образы, облекать их в словесные оболочки.

      К пяти годам я мог, раз прослушав, воспроизвести песню полевых работников со всеми ее восклицаниями и повторами, да еще и сымпровизировать. Взрослые только глаза таращили. Каждая тварь носила у меня собственное имя – придуманное в зависимости от дня и часа, обстоятельств и занятия, за которым я застал то или иное живое существо. Так, одна лань могла зваться Весенней Травкой, а другая – Сломанной Дубовой Веточкой. То же самое – со стаей собак. Взрослые остерегали меня от этой стаи, но в моем представлении стая распадалась на отдельных особей, поименованных согласно индивидуальным особенностям, запертым в сознании, – пусть даже я видел ту или иную собаку лишь один раз. И собаки, и леди, и джентльмены – все они были разные, все имели право на закуток в моем мозгу.

      Не приходилось рассказывать мне что-то дважды. Хэнк Пауэрс плакал три часа, когда у него родилась дочь; Люсилль Симмс из материнского повседневного платья сшила себе наряд к Рождеству; Джонни Блэквелл проткнул ножом собственного брата – эта информация, раз впечатавшись в мою память, не подлежала вытравливанию. Я помнил поименно всех предков Горацио Коллинза, я не запнулся бы, перечисляя усадьбы графства Ильм, в которых эти предки появились на свет. А сложная родословная Джейн Джексон – бесчисленные поколения, повторяющиеся имена бабок, прабабок, прапрабабок, поместья на Атлантическом побережье? Их все хранила моя память. Вот почему в утробе Гус-реки, лицом к лицу со смертью, я отлично помнил: это не первое мое паломничество к синей двери.

      Такое уже случалось. Давно – назавтра после того, как продали маму. Мне тогда было девять. В то холодное зимнее утро я проснулся с осознанием: мама для меня потеряна. От нее не осталось образа; ни единой картинки, ни единого прощального словечка. Все воспоминания о маме были из вторых и третьих рук; даже о том, что она увезена навсегда, я знал от других приневоленных. Информация получалась вроде общеизвестных фактов, например о львах – они-де в Африке живут; я ни одного не видал, а не сомневаюсь. Напрасно я тужился – разум подсовывал только жалкие ошметки воспоминаний. Крики и мольбы – причем умоляли меня. Еще – запах конюшни. Правда, был среди образов и один визуальный. Река. Длинный отрезок реки. Меня затрясло.