Возврата к старому не будет. Илья Александрович Земцов

же в вашем колхозе красивых молодых одиноких женщин, – тяжело вздохнула и замолчала.

      – Вы откуда? – спросил Миша.

      – Я не здешняя, третий год работаю учительницей в Красненской начальной школе. Живу одна в предоставленном мне колхозом доме.

      – Вы замужем? – снова спросил Миша, как отличный товар разглядывая блестящими черными глазами ее высоко приподнятую грудь и талию, бросая беглый взгляд на ноги.

      – Нет! – ответила девушка. – Выходила три года назад за одного парня, друга детства, но не повезло, не сошлись характерами.

      Миша понял, женщина сама напрашивается. Остановил автомашину, попытался обнять и поцеловать. Она отстранила его руки и сказала:

      – После Тоскиной до меня не дотрагивайся.

      – А приехать к вам можно? – спросил Миша.

      – Заезжайте в любое время.

      – Я сегодня же к вам приеду, – обрадованно сказал Миша.

      – После Тоскиной помойтесь в бане, – улыбаясь, ответила она, – буду ждать не ранее чем через четыре дня.

      – Почему через четыре?

      – Так надо.

      Миша довез ее до дома, знакомство состоялось. Тоскина была забыта надолго.

      Жизнь Миши с каждым днем налаживалась. В каждом доме он был свой гость. Деньги ручьем текли в его карман. Но сколько веревочка не тянется, а конец всегда бывает. Бухгалтер колхоза Вагин однажды встал на колени перед Поповым, как перед Богом.

      – Михаил Федорович, – взмолился он. – Работать с вами я больше не могу, прошу Богом, уволь. Если не уволишь, покончу самоубийством. Скоро нас с тобой обоих посадят в тюрьму. Тебе-то ладно, есть за что и посидеть, все деньги от продажи теса и дров ты берешь себе. Уволь меня, пожалей моих детей, а у меня их шестеро. А меня-то за что будут судить? Какой позор! Если только за то, что каждый день пьем вместе. Как мне отчитываться? Куда я что буду списывать в отчетах? Шофера возят тес и дрова продавать, сжигают горючее, выписывают и заполняют путевые листы. К оплате я их принимать не могу. У шоферов таких путевок накопилось не по одной сотне.

      – Отнять их и уничтожить! – вспылил Миша.

      – За это завтра же арестуют. Путевые листы все зарегистрированы, – ответил Вагин. – Лесорубы готовят пиловочник и дрова, работает пилорама, надо всем платить зарплату. Чтобы платить зарплату, надо все приходовать. А на кого записать? Если только на вас.

      – Ни в коем случае! – почти крикнул Миша.

      – Подскажи тогда, как быть.

      – На то ты и бухгалтер, – невнятно буркнул Миша. – Надо меньше языком болтать, а больше делать. А то, как ворон, накаркаете беду.

      Вагин покраснел, его бледное с синевой почти цыганское лицо сделалось багровым, но хватило мужества потушить в себе нахлынувшую злобу. После минутного молчания, пытаясь улыбнуться, сказал:

      – Да я сказал-то только между нами.

      – То-то, так и надо, – мягко, с акцентом заговорил Миша. – Такие разговоры должны быть только между нами. Ввиду частой замены председателей колхоза