Ковен озера Шамплейн. Анастасия Гор

чтобы трусливо бежать, бросив ключи на землю.

      Длинные ноги в коричневых ботинках и полосатых носках отрезали мне путь к отступлению. Коул схватил меня за воротник пальто и убрал с моего лица всклоченные волосы, чтобы я в полной мере смогла лицезреть неоднозначное выражение на его лице. Наверное, именно такое лицо бывает у тех, кто ловит преступника с поличным, – самодовольство, граничащее с жалостью.

      Но впервые за много лет я вдруг вспомнила, что это такое – предчувствовать, как даже вопреки дерьмовым обстоятельствам твоя жизнь вот-вот изменится в лучшую сторону просто потому, что произошло то, что должно было произойти с самого начала.

      – Так вот оно что, – прошептал Коул, щелкнув своим зеркальцем и выставив руку так, чтобы видеть мое отражение. – Ты ведьма.

      III. Лев и дева

      – Ведьма.

      Я поперхнулась ирисками, пакетиком которых меня любезно угостил Коул, и сняла фетровую шляпу.

      – Вам что, нравится оскорблять меня, детектив?

      Молодой мужчина лениво повернулся. Находиться со мной лицом к лицу давалось ему с таким же трудом, с каким мне – выносить душный климат Дели или шумных ирландцев в дублинской пивнушке. Даже после всего, что свело нас вместе в этом дрянном тайском ресторане, дикости в его тигриных глазах не поубавилось ни на грамм. Правда, в отличие от дикости зверя, его дикость ничуть не устрашала – кто станет бояться того, кто напуган сам? А Коул был напуган. Кажется, постоянно. Тонкие пальцы, отстукивающие по краю стола барабанную дробь, лишний раз убеждали в этом. Раз, два. Раз, два. Шаманский ритм, усыпляющий бдительность. Коул передернул плечами и поправил воротник клетчатой рубашки, еще не выглаженной после шторма в Новом Орлеане. В свете выцветшего торшера карие глаза подсвечивались янтарем, а кофейные кудри выглядели еще более спутанными, чем мои волосы после встречи с его котом.

      – Ведьма, – повторил Коул, когда я снова захрустела конфетками. – Это многое объясняет.

      – Еще одно слово – и я уйду.

      – М-м… Ведьма.

      – Прекрати! Что с тобой не так?

      Гигантская статуя Будды подглядывала за нами из-под гирлянды красных бумажных фонариков, подмигивая в полумраке драгоценными вставками вместо глаз. Коул вновь отбил пальцами какой-то марш, длящийся целую минуту, за которую я успела слопать миску Том Яма. Когда я приложила ко рту салфетку, он наконец-то заговорил, тихо и размеренно. Точнее, запел:

      Гроздь рябины под окном,

      В такой цвет ведьма красит дом.

      Губы, щеки и подол,

      Все полыхает как огонь.

      Зверобой, полынь, терновник,

      Жемчуг положи на подоконник,

      Прикрой шелком наготу,

      Ведьма любит красоту.

      Клевер, вяз, крапива, дуб,

      Злые духи не войдут,

      Ведьма плачет – быть беде,

      Венок сплетет, какой и где?

      Васильки – могила ждет,

      Мак – судьба с ней больше не сведет,

      Омела –