Под властью отчаяния. Алиса Лиделл

не дурак, он прекрасно понимал, с чем это связано: Томсон – сопливый простофиля, который не хочет ссориться с влиятельными людьми, потому что легче встать на колени, чем попытаться отстоять свою точку зрения. – Йенс, иди проветрись, – выплюнул Гловер, выставляя кузена на улицу, который своим отвратительным поведением ему порядком надоел. – Нечего было так нажираться, свинья, – бросил напоследок предприниматель.

      Ольсен от досады ударил ботинком по камню, думая о том, как несправедлива жизнь, потому что люди, ради которых ты идёшь на уступки и лишения, никогда не ценят твою заботу. Но думать о проблемах насущных Йенсу долго не пришлось, потому что он услышал до боли знакомый голос, который залетел с воздухом в кровь, стал его частью и каким-то живительным эликсиром, опьяняя ещё больше, чем алкоголь. Мужчина, недолго думая, направился к его источнику.

      Возле кирпичной стены бара стоял Эрик с папиросой в руках, словно спрятавшись от людей, находящихся в заведении. Почему-то в этот момент мысль о том, что Ричардсона тоже тошнит от обстановки в баре, что он мыслит обо всём этом точно так же, как и сам Йенс, показалась очень реальной и правильной, поразила до глубины души и стала чуть ли не спасательным кругом в океане сомнений и страхов.

      – Добрейший вечерок Вам, мистер Ричардсон, – пьяно протянул Ольсен, приближаясь к Эрику.

      – Вы и есть тот самый чудак с разными глазами? – ухмыльнулся Ричардсон, вновь поражая Йенса своим глубоким чувственным голосом.

      – Ваша замечательная куколка совершенно не умеет вовремя закрывать свой рот, – усмехнулся Йоханесс. – Ой, простите.

      Ольсен поднял глаза на Ричардсона, надеясь найти в них хоть капельку сочувствия к напившемуся с горя человеку, который застрял вместе с братомидиотом в месте, не без того было переполненном кусками грязи. Но столкнулся лишь с ледяными айсбергами, которые тотчас остудили непонятно откуда взявшийся пожар в сердце, и горькой усмешкой, которая, ей богу, не предвещала ничего хорошего.

      – Настоятельно рекомендую Вам не открывать свой рот в моём присутствии, а лучше вообще никогда, если Вы хотите сказать что-нибудь мерзкое и гадкое про мою жену, – и пускай Эрик старался придерживаться вежливого тона и не срываться на гостя, всё равно можно было заметить нотки дикого раздражения, которые тщательно, но почти безрезультатно, прятались за завесой внешнего спокойствия.

      И тогда Йоханессу стало до жути обидно, потому что, по сути, он не сказал ничего такого страшного и особенного, чтобы мистер Ричардсон объявил Ольсена своим недругом. Почему вообще он так упорно и ревностно защищал свою глупую подружку? Что в ней такого особенного? Или неужели это всё чары той самой любви, о которой складывают жуткие легенды и сопливые песни, которая может целиком и полностью завладеть сознанием человека? Только вот Йенс не похож на глупую девчонку, которая будет верить в эти бредни.

      – Почему Вы так держитесь за чистое имя Вашей благоверной? – фыркнул Ольсен, который никогда не умел, несмотря на все молитвы и старания кузена, держать язык за