Баллада о непобеждённом. Виктор Королев

товарищ старший сержант! Я последний раз молоко пил до армии, уж и не помню, сколько месяцев назад…

      «Хорошо хоть, что не вчера призван, – подумал Николай. – Больше шансов остаться в живых. Война – это тоже наука. Научишься побеждать – никакой враг тебе не страшен…»

      Тут его снова позвали к командиру. На этот раз к командиру полка. Там уже было полно офицеров и таких же, как он, сержантов. Докладывал заместитель командира дивизии:

      – Получен приказ из штаба фронта: дивизия передаётся для усиления воздушно-десантного корпуса и направляется в район Мстиславля и Кричева. Быть в готовности к выступлению к ноль-трём часам сегодня ночью. Оставить арьергардный артиллерийский заслон. Исключительно из добровольцев. Исполнять!

      Сиротинин вышел из хаты вместе с командиром батареи.

      – Товарищ командир! Я готов добровольно остаться в арьергарде!

      – Николай, а мне с кем воевать дальше прикажешь? – изумился комбат. – И сколько расчётов ты с собой попросишь?

      – Нисколько. Один справлюсь.

      – Со своей пушкой?

      – Так точно. Только снарядов оставьте побольше!

      Они шли под гору в начинающейся темноте. Командир батареи молчал. Потом сказал:

      – Будь по-твоему, Сиротинин. Знаешь, на что идёшь. Горжусь тобой!

      Они расстались, пожав друг другу руки.

      Через час на телеге пожилой красноармеец привёз десять ящиков снарядов. Вчетвером разгрузили их: три положили у щитка, два поставили в ниши у станины, пять занесли в новенький блиндаж. Обратно на телегу забрались трое: бойцы из расчёта уже знали, что их сержант остаётся добровольно. Расставанье было скорым, особых чувств и эмоций никто не выказал. Война – это вам не сонеты, не баллады какие-нибудь.

      Война – это… война.

* * *

      Ещё часа два было слышно какое-то движение. Дивизия (точнее, всё, что от неё осталось, – тысячи полторы боевых штыков) растянулась по шоссе и форсированным маршем двинулась на восток. Ещё ржали вдалеке лошади, звякали котелки и звучали резкие команды. Ещё повисел в ночном воздухе тяжёлый топот многострадальной пехоты, но это было последнее, и оно быстро исчезло, растворилось, улетев куда-то в небо.

      Звёзды были крупные, как яблоки. «Это очень хорошо, что погода ясная. Целиться легче», – отметил Николай.

      Он, не отрываясь, смотрел на светлую ленту шоссе и жалел только об одном: не удалось сделать ни одного пристрелочного выстрела. Впрочем, он, ещё когда шли прошлой ночью, считал шаги. Привычка такая, да и не заснёшь ненароком, помогает. Так что помнил: от рощицы до моста ровно две тысячи шагов, это полтора километра, плюс ещё накинуть надо метров четыреста, если целить в головной танк…

      Небо на востоке, в той стороне, куда ушла родная дивизия, быстро розовело. Начинался двадцать шестой день войны. Было на удивление тихо. «Как странно, – подумал Николай. – Петухи не кричат, коровы не мычат, словно вымерло всё на этой земле…»

      Тихо было недолго. Сначала сороками застрекотали мотоциклетки. И сразу же их перекрыл шмелиный гул танковых моторов. Он нарастал,