Истории о любви. Олег Хлебодаров

сидевший в третьем отряде Андрей, с которым Артём учился когда-то в начальной школе. Да и ещё один бывший зэк потом, в областном тубдиспансере на Родионова, тоже вспоминал об этой фотографии и говорил, что видели её и в четвёртом, и в восьмом отрядах.

      Самое простое объяснение появления снимка было связано с бывшим сутенёром Димой Бельмондо, как раз и сидевшим в седьмом отряде. Дима, правда, от этого напрочь открещивался и, кажется, был искренен – смысла на середине своего срока (отнюдь не за торговлю девочками, а за разбой, но это уже неважно!) засветить фото своей бывшей подчинённой, да ещё и не получить с этого ровным счётом никакой выгоды, у него не было. Была ещё версия, появившаяся в аккурат перед новым, 1999 годом, что на фото запечатлена проститутка из элитного московского борделя (отсюда и непонятная надпись «МАГАЛИ» с обратной стороны фотографии), а предназначалось её изображение для одного грузинского вора в законе. Всем только непонятно было, почему фото оказалось у них в зоне, тогда как грузинский законник сидел по соседству, и к тому же в конце девяносто седьмого года был этапирован куда-то на Урал. Иначе говоря, где эта фотография провела около года, было совсем не ясно.

      Сидевший в четвёртом отряде рецидивист Колька Интеллигент, любивший качественную иностранную литературу (он даже порывался написать детектив в стиле А. Перес-Реверте) и тяжёлые наркотики, даже выдвинул фантастическую версию, согласно которой фото было вброшено зоновскими операми и должно было каким-то очень замысловатым образом расколоть отрицательно настроенных осуждённых и усилить позиции «актива» в зоне. Всерьёз в эту версию, навеянную не только чтением если уж не Перес-Реверте, то как минимум У. Коллинза, а скорее даже употреблением героина внутривенно, поверил, кажется, только рецидивист Смурый, отбывавший в свои почти восемьдесят лет бог знает какой срок. Его, разумеется, уважали, но всерьёз к человеку, путавшему по причине стойкого маразма колымские лагеря с мордовскими, а Бутырку с Крестами, никто не прислушивался.

      Впрочем, несмотря на неясность происхождения фотографии, равно как и обстоятельств её появления в колонии, нельзя было отрицать того, что она произвела фурор. Красивая девушка лет восемнадцати-двадцати, одетая в стильный, хотя и на первый взгляд неброский джемперок, навсегда покорила сердца сидельцев. В конце девяносто восьмого – начале девяносто девятого года фото стало своего рода переходящим знаменем. Право взглянуть на него было чуть ли не главной ценностью для основной части осуждённых. Наиболее авторитетные зэки поделили между собой возможность повесить фотографию на несколько дней у себя рядом со шконкой. О встрече с девушкой на фото грезили, кажется, все – причём смотрящий за колонией Петя Горбатый вряд ли отличался в этом от зоновского завхоза, бывшего десантника Вовы Рэмбо. Никто, правда, так и не мог понять надпись «МАГАЛИ» на обратной стороне фотографии. Идеи о том, что это первые буквы фамилии – например, Магалина или Магалинская, или даже Магалий, – отвергались всеми, поскольку следов стирания не было, а прочие буквы, несмотря на то, что фото действительно