Архивы Блэквуда. Незримые. Чак Хоган

не оборвалась ли пленка. Но нет, лента по-прежнему наматывалась на бобину, только пустая.

      Кто-то испытывал магнитофон? В 1962-м?

      Одесса изучила корпус. Внизу, на пластиковой крышке, виднелись выжженные чем-то вроде паяльника инициалы «Э. С.». Эрл Соломон.

      Вспыхнувшее было любопытство сменилось горьким разочарованием. Магнитофон, без сомнения, принадлежал хозяину кабинета, агенту ФБР в отставке. Дело закрыто.

      Похоже, когда-то давно он сунул древний артефакт в ящик и благополучно о нем забыл.

      Одесса отправилась за советом к коменданту.

      – Как мне распорядиться вещами агента?

      Женщина пожала плечами:

      – Личное имущество полагается вернуть. Помещение нужно освободить как можно скорее. У меня где-то завалялся адрес.

      Одесса отыскала в копировальной комнате картонную коробку и сложила в нее немудреные пожитки.

      До Флашинга, где располагался Нью-Йоркский пресвитерианский госпиталь, пришлось добираться на такси. В поисках Эрла Соломона Одесса, с коробкой под мышкой, кочевала от одного справочного стола к другому. Ее так и подмывало воспользоваться жетоном, но совесть не позволяла. Наконец ей удалось выяснить, что Эрла Соломона перевели из интенсивной терапии в обычную палату.

      Нужная дверь стояла нараспашку. Палата оказалась двухместной, но вторая койка пустовала. Одесса на цыпочках обогнула полуприкрытую шторку. За ней спал темнокожий мужчина с седыми курчавыми волосами, он выглядел на свои восемьдесят шесть лет. От его руки и предплечья к насосам и мониторам, выводившим приглушенную симфонию, тянулись длинные трубки. Старик прерывисто дышал во сне.

      Одесса опустила коробку на деревянные подлокотники кресла. Она-то надеялась встретить у постели родственников агента, передать им вещи и быстренько откланяться, а в итоге торчит здесь, нарушая покой больного. Будить старика Одесса не осмелилась – вдруг ему вкололи снотворное? Похоже, надо доставать удостоверение и идти к медсестрам или ждать, пока не объявится кто-нибудь из родни.

      В углу работал маленький телевизор с плоским экраном. Бросив взгляд на картинку, Одесса помертвела. Показывали трансляцию с похорон супруги и детей Кэри Питерса. Самого чиновника хоронили отдельно. Камера взяла крупным планом вереницу машин на кладбище. Участники скорбной церемонии оплакивали погибших, произносили трогательные речи. Замелькали кадры из соцсетей: миссис Питерс с детьми в аквапарке, контактном зоопарке, на хоккейном матче «Нью-Йорк рейнджерс». После всплыла знакомая фотография Питерса периода его тесного сотрудничества с губернатором. Снимок дома в Монклере, сделанный в ту страшную ночь. И вдруг, без всякой привязки к визуальному контексту (звук на телевизоре был выключен), на экране возникла фотография гордо улыбающейся молодой женщины в пиджаке поверх белой блузки с темно-русыми волосами до плеч. Одесса глухо застонала, узнав в шатенке себя: это был контрольный выстрел, Бюро сдало ее с потрохами.

      Трансляция переключилась на студию. Это был не местный новостной канал, а Си-эн-эн.