Меньше единицы, больше девяти. Лев Портной

и книг. Он дрожал от возбуждения, от близости объекта, от возможности в любую секунду получить желаемое. Она приняла его дрожь за вдохновение гения.

      В первый вечер он сдержался. То ли смаковал предстоящее, то ли тогда уже подспудно задумал найти способ сохранить отношения. Всё произошло во второй раз. Он вышел из ванной комнаты в халате на голое тело, влетел в комнату и застыл перед ней с распахнутыми полами. Её синие глаза округлились от ужаса, светлые брови выгнулись, она взвизгнула. Он метнулся назад, выкрикнув: «Прости! Прости бога ради!» – в ванной, как всегда, в одиночестве скорчился в оргазме, на несколько мгновений провалившись в помутнение, в муть, в которой плыли и плыли глаза, синие от страха.

      А через минуту он вышел. В том же халате, но уже подпоясанный. Вероника сидела на диване, листала журнал.

      – Прости бога ради, – вымолвил он. – Привык, что дома нет никого. Задумался…

      Она наморщила носик, не глядя на него, махнула рукой и сказала:

      – А вот здесь ещё твоя статья. Почитаешь вслух?

      Удовлетворённое чудовище притихло, более этот объект его не интересовал. Зато Николай, довольный тем, как всё удачно сложилось, подумал о том, что девушка вполне пригодна для обычных человеческих отношений.

      Он читал вслух, а она вновь прилегла на диване и слушала, прикрыв глаза. Потом они говорили о разном. Наконец он прилёг рядом с ней и положил ладонь на её бедро.

      Она вцепилась в его руку и оттолкнула её. Он мог пересилить, но по её напряжению понял, что это всерьёз. Вероника поднялась с дивана и сказала:

      – Ладно. Я пойду.

      – А давай сходим завтра куда-нибудь, – предложил Николай. – В кино. А то у меня однокашник в журнале «Театр» работает. Он может и на спектакль какой-нибудь провести…

      – Давай, – согласилась Вероника.

      Она ушла. А Николай вдруг понял, что чересчур зациклился на великих пороках. Выдающиеся люди чаще остаются непонятыми, неразгаданными, нежели вывернутыми напоказ. Кто знает, куда приходится опуститься, чтобы выше взлететь. В том же «Юбилейном» сказал Маяковский: «Большое понимаешь через ерунду». Теперь он не только смирился с чудовищем, но понял и то, что есть в этом что-то очень символичное, очень русское, самая суть русского бунта: нагнать страху, кровь пустить, но так и остаться бессмысленным.

      С того дня свободное время они проводили вместе. Когда расставались, он целовал её напряжённые губы. Бродили по улице, он обнимал её за талию. Оставались наедине, он время от времени шёл на приступ. Начиналась молчаливая борьба. Вероника морщила носик, словно было в его попытках что-то постыдное, что должно пресекаться, пусть мужчины и думают, что не могут без этого.

      Во время этой возни она не произносила ни слова. А когда он сдавался, вела себя так, будто ничего не было.

      Однажды они встретили её бывшего ухажёра. Николай впервые увидел его вблизи и пытался понять, зачем тот пришёл. Тот явно поджидал Веронику, но узнав, что теперь она не одна, придумал отговорку и поспешно распрощался.

      Тогда