Ты маньячка, я маньяк, или А пес его знает. Людмила Милевская

в. Вагоны, правда, разгружать им не доводилось, но чувство усталости пришло уже на третьем чемодане (вместе с вышеупомянутыми ассоциациями). Бархатную курортную идиллию будто корова вдруг языком слизала – раньше времени начались брачные будни. Где эти нежные взгляды? Где эта сладкая томность?

      Он поигрывал желваками, она зло шипела.

      Оба спешили домой, с нервной суматошностью упаковывали багаж, перекрикивая звуки радио, спорили и психовали…

      Дважды скандалили!

      Впрочем, быстро опомнились и, пугаясь собственной смелости, долго объяснялись – тьма извинений! Тьма! Потом, давая друг другу уроки мудрости, были предупредительны и злились только на чемоданы, которые сузились враз (почему-то?!) и обмельчали.

      – Раньше у нас все помещалось, – недоумевал Леонид Павлович, зверски тираня замок английского кейса и утрамбовывая одежду коленом.

      Еще вечером кейс этот Евдокия тайком набила морскими камнями, а хрупкие ракушки, не вполне доверяя мужу, она рассудительно уложила в свой рюкзачок, радуясь, как ребенок: «Ах, какой сад камней у меня получится! Сразу займусь, как только вернемся домой!»

      Она любила возиться в своем саду, не зря муж подсмеивался: «Садистка ты у меня, дорогая».

      Вот именно, что садистка, натолкала во все чемоданы супруга камней – пусть таскает садика ради, а у него, между прочим, радикулит. И возраст. Шутка ли, сорок пять! Жуткий возраст, когда тебе двадцать.

      Пока Евдокия в чемоданы камни запихивала, совесть ее не мучила – все мысли только о саде, теперь же она о камнях тех сто раз пожалела. С опаской поглядывая на мучения мужа, Евдокия сочувствовала ему, с ужасом ожидала разоблачения и молила бога: «Пронесло бы мимо скандала».

      Лагутин, навоевавшись с кейсом, горько вздохнул, вытер пот и взмолился:

      – Дашенька, может хоть часть моих рубашек к себе заберешь?

      Дашенька оцепенела: под рубашками камни ее и лежали.

      «Сейчас начнется», – паникуя, предположила она и, просияв фальшивой улыбкой, с оптимизмом спросила:

      – Неужели не закрывается?

      – Абсолютно, – заверил он, меча стрелы-молнии только в сторону кейса, хотя появилось желание обрушиться на жену: чему она радуется?

      Евдокия, догадавшись о настроении мужа, убрала улыбку с лица и поспешила на помощь:

      – Дай, попробую я.

      С трудом подавляя новый прилив раздражения, Лагутин скептически осведомился:

      – Думаешь, у тебя больше сил?

      Евдокия фыркнула и пожала плечами:

      – Не жалуйся мне тогда.

      Он мысленно констатировал: «Все, последняя капля. Нервы мои похожи на марлю; сейчас я ее убью!»

      Женская самонадеянность бесила его всегда, однако руки на жену он ни разу не поднимал, потому что интеллигентно ее берег. Обращая гнев на злосчастный кейс, Леонид Павлович с яростью щелкнул замком – замок счел за благо закрыться. Евдокия облегченно вздохнула и вернулась к своим чемоданам.

      «Что это я сегодня противная такая? – удивилась она. – Ко всему придираюсь, во всем возражаю, фыркаю, дергаюсь, закатываю глаза… Будто нарочно злю его даром».

      Со вздохом, заталкивая не пригодившийся свитер в кулек, она про себя заключила: «Нет, это не болезнь возвращается, просто день получился жуткий. Поскорей бы он кончился. Оба на взводе, магнитная буря, оба перегрелись вчера, не выспались, к тому же, этот чертов маньяк одолел».

      О маньяке, о его жутких злодеяниях, и здесь, на курорте, говорили буквально все, а ведь Лагутины надеялись от него отдохнуть. С самых первых сообщений впечатлительная Евдокия слишком близко приняла к сердцу убийцу-маньяка, ужасно боялась – он снился ей по ночам. Она искала его глазами на улицах города, не хотела одна оставаться в квартире: маньяк лез из всех щелей, даже из мусоропровода. Вздрагивая, Евдокия открывала уже и холодильник, и собственный гардероб.

      – Дашенька, – успокаивал жену Лагутин, – ты только подумай: откуда в нашем доме взяться маньяку? Третий этаж, консьержка внизу, охрана, надежные замки на каждой двери, на окнах решетки. Он ищет жертву на улице, вечером, и в кустах ее убивает. Если будешь меня слушаться, бояться совсем тебе нечего. И вообще, слишком ты мнительна. Успокойся, тебе нельзя так часто и сильно чего-то бояться – может вернуться болезнь.

      – Я спокойна, – она заверяла, но муж – опытный психиатр и ее лечащий врач – горестно качал головой:

      – Не верю. Чувствую, пойдет весь мой труд насмарку: обострится твоя болезнь.

      И действительно: все чаще она икала, все реже притрагивалась к еде, не решалась одна выходить из дома, мучили жуткие сны – просто кошмары! С чувством вины Евдокия ловила тревожные взгляды мужа и пожимала плечами:

      – Не виновата я, Леня. Это маньяк.

      Наконец Леонид Павлович постановил:

      – Нельзя тебе больше бояться. Это слишком опасно. К тому же, давно пора сменить обстановку. Беру отпуск и две путевки.

      – Ура-аа! – обрадовалась Евдокия и, зная пристрастия